— Не-а, — сказала Сара. — Не люблю, когда в одном доме два человека с одинаковыми именами. Для мальчика это, наверное, нормально — его можно называть «младшим», но как называть девочку с именем, как у мамы?
— Можно называть ее по второму имени.
— Тогда почему бы не сделать второе имя первым?
— Ты права.
— Как насчет Оуэна, если мальчик?
— Нет.
— Почему нет?
— Над ним будут смеяться. Будут говорить, что он занимается «оуэнизмом» под одеялом.
— Уверена, что не будут.
— Извини, но Оуэн под запретом.
— Майкл?
— Может быть.
— Ханна, если девочка?
— Ты знаешь кого-нибудь по имени Ханна?
— Нет, мне просто имя нравится.
— Мне тоже. Запомним его.
* * *
— Понимаешь, Гэррет, когда мамочка носит малыша в животике, она иногда действует очень странно, и лучше всего дать ей то, что она просит. Папочкам это помогает оставаться в живых.
1992 год
— Девочка! — доложил Тоби.
Оуэн улыбнулся.
* * *
— Надеюсь, все в этом доме, включая мамочек и сыночков, готовы, потому что пришло время... беспощадной щекотки! Р-р-р-р!
* * *
— Давай возьмем одного? — спросил Гэррет, разглядывая в зоомагазине сидящих в клетках щенков.
— Возьмем, когда тебе исполнится шесть лет, — ответил Тоби.
— Это очень долго!
— Это ты сейчас так говоришь. Время быстро пройдет.
1993 год
— Смотрите-ка, что нам в ящик сегодня положили! — сообщила Сара, размахивая конвертом.
Тоби взял у нее письмо.
— Ух ты. Я не думал, что их еще отправляют. Тут даже адрес старый указан.
— Открывай.
— Что это, папа? — Гэррет положил пластиковую фигурку пришельца с щупальцами и поспешил присоединиться к общей суматохе.
— Ничего. Это всего лишь папина разрушенная мечта.
— Не говори так при нем, — сказала Сара.
— Да шучу я.
— Но он-то об этом не знает.
Тоби разорвал конверт и передал письмо Гэррету.
— Хочешь прочитать?
Гэррет с радостью схватил письмо. Он посмотрел на слова и нахмурился.
— Прочитай вслух, — попросила Сара.
— «Мы... с... со-жа-ле-ни-ем...»
Тоби вздохнул.
— Пусть лучше Доктора Сьюза почитает.
* * *
— Угадай, кто сегодня получил золотую звезду? — спросил Тоби Оуэна.
Оуэн потянулся к рисунку, но Тоби спрятал его за спину.
— Если ты порвешь его, Сара меня убьет. Я просто хочу тебе его показать. Смотри. Неплохо, а?
Да.
— Ты же это не просто так говоришь, да? Я, конечно, предвзято отношусь, но знаешь, я был на дне открытых дверей и видел на стене, что нарисовали другие дети, — какую-то хрень. Посмотри на эту руку. Скольких шестилеток, рисующих костяшки на пальцах, ты знаешь? От меня талант к нему передаться не мог, так что не знаю, где он его взял, но этот парень — чертов Рембрандт. Золотая звезда. Вот так-то!
Он снова спрятал рисунок за спину.
— Нет, серьезно, Оуэн, тебе нельзя к нему прикасаться. Но впечатляет, да? Это же не только у меня в голове? Мне нужно, чтобы ты высказал непредвзятое мнение, потому что мы с Сарой писаемся от восторга по этому поводу. Конечно, он надул в штаны во время перерыва, но, когда у тебя колоссальный талант, ты не всегда можешь контролировать свой мочевой пузырь.
1994 год
— Ой.
— Только «ой», и все?
— Ты меня застала врасплох, вот и все. То, как ты это сказала. Без предисловий.
— Как говорят в газетном бизнесе, не уходи от темы.
Сара едва не подпрыгивала от возбуждения.
Новость, признаться, была превосходная. Детское телешоу хотело взять ее в штат, чтобы она еженедельно писала новые песни. Невероятная возможность. Она могла превратиться из официантки с несколькими песнями, изредка появляющимися на местной радиостанции, в композитора на постоянной основе.
— Но это же в Чикаго.
— Ну да.
— Мне придется уволиться с работы.
— Да, придется. Ноты ее особенно и не любишь. И никогда не любил.
— Нам придется Гэррета из школы выдергивать.
— Да, будет ходить в чикагскую школу.
— Ему придется заводить новых друзей.
— Ему шесть. Он еще не завел дружбу на всю жизнь. — Сара уставилась на него в недоумении. — Почему тебя волнует вся эта фигня?
— Я просто не хочу переезжать.
— Почему? Что тебя держит в Ориндж-Лиф?
— Я тут прожил всю свою жизнь.
— И?..
— А этого недостаточно?
— Конечно, недостаточно! У меня мечта сбывается. Я понимаю, что платят не так уж и много, но я же смогу писать песни за деньги. Вместо того, чтобы подавать людям кетчуп и дополнительные салфетки. Я думала, ты захочешь тут же вытащить чемоданы из гаража и начать упаковываться.
— А я не хочу.
Она посмотрела на него с такой болью, что Тоби захотелось упасть на пол и выцарапать глаза от ненависти к себе.
— Ты завидуешь? — тихо спросила она.
— Нет.
— Тогда почему?
— У меня там не будет работы.
— Найдешь. Это не довод. Мы же не в Антарктиду переезжаем, а в Чикаго. Это через два штата.
— Я не могу уехать из Ориндж-Лиф. Это мой дом.
— Твой дом с Гэрретом, Ханной и мной, где бы мы ни были.
— Мы не уедем.
Они молчали некоторое время, а затем ее плечи задрожали и слезы покатились по ее лицу.
— Ты в самом деле хочешь меня этого лишить?
Тоби не смог ничего ответить.
Она позвонила и отклонила предложение.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
1995 год, 50 лет
У него все болело.
Болели ноги, болела спина, болели мозги... люди, которые заявляли, что старость — это отстой, знали, о чем говорили. Сорок со своим кризисом средних лет уже казались старостью, но, не оглядываясь на историю собственной семьи, Тоби планировал здравствовать до восьмидесяти. До ста? Это уже было чересчур. Могло и так случиться, но, скорее всего, Тоби уже пересек экватор.
