— Не в обиду Оуэну, но если я сделаю карусель, то только для твоей сестры.
— И она могла бы на ней кататься.
— А может, сделаем ему кресло? Кресло-качалку. Ты так выматываешь беднягу, что ему нужен отдых после твоего ухода.
Да.
Гэррет был в восторге от любви Оуэна к мороженому, но ему не особо нравилось таскать наполненную льдом сумку-холодильник, чтобы сладости для его друга не растаяли. Но как только выпал первый снег, все трое набрали его в миски, добавили сиропа и сделали себе домашние коктейли.
— Я точно не могу привести его в школу?
— Никогда в жизни. Это тебе не школьный проект.
— А его зуб?
— Нет.
Оуэн потерял еще один зуб, и Гэррет вызвался положить его под подушку и разделить несомненно крупную выплату от зубной феи с Оуэном. Тоби объяснил, что процесс оплаты от зубной феи никак не зависит от размера зуба, что Гэррету нельзя класть зуб под подушку, приносить его домой и, на самом деле, даже прикасаться к нему не стоило, потому что, не в обиду Оуэну, зуб был грязный и зловонный.
— А мне когда-нибудь можно будет прийти сюда одному? — спросил Гэррет.
— Конечно.
— Когда?
— Когда я умру.
— Но это же еще так долго!
— И не надо таким расстроенным голосом говорить! Ты ведь хочешь сказать: «Папа, я надеюсь, ты будешь жить вечно, даже если это означает, что я никогда не приду в гости к Оуэну один».
— Папа, я надеюсь прийти один в гости к Оуэну завтра!
— Гэррет!
— Шучу!
— Думаешь, это смешно? Думаешь, мне приятно слышать такое? Вам обоим — и тебе, и Оуэну — будет по-настоящему грустно, если я умру.
— Я же сказал, что просто шучу! Е-мое!
— Мне плевать, шутил ты или нет. Есть некоторые вещи, о которых не шутят. Думаю, нам пора домой.
Гэррет сложил руки на груди.
— Я остаюсь.
— Нет, не остаешься. И если такое отношение продолжится, то я тебя сюда больше не приведу.
— Тогда я всем расскажу.
Тоби захотелось задушить своего сына и одновременно склониться и выплеснуть содержимое желудка наружу.
— Что ты сказал?
— Я всем расскажу.
— Расскажешь, да? Нарушишь свою клятву? Клятву на крови?
— Никакой крови не было.
— Ты знаешь, о чем я. Я понимаю, что ты всего лишь шутишь и никому на самом деле не скажешь, но с твоей стороны действительно ужасно говорить что-то подобное, даже если ты зол. Как думаешь, что сделают с Оуэном, когда найдут его?
— Не знаю.
— Убьют. Разрежут на части и станут изучать. Ты этого хочешь своему лучшему другу?
Гэррет сгорал от стыда.
— Нет.
— Тогда тебе следует извиниться перед ним.
— Извини, Оуэн, — сказал Гэррет едва слышно.
— И передо мной.
— Извини.
— Ты здесь не появишься две недели. И никакого «Нинтендо».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
1997 год, 52 года
— А Оуэн ел кого-нибудь? Эй, Оуэн, а ты кого-нибудь ел?
Нет.
— А стал бы есть кого-нибудь? В смысле, людей.
— Конечно, не стал бы, — сказал Тоби. — Зачем ты вообще такие вещи спрашиваешь?
— Если бы я был Оуэном, я бы ел людей.
— Это все потому, что ты ненормальный мальчик. Зачем тебе есть людей? Ты бы ел только тех, кто обижал тебя?
Гэррет покачал головой:
— Я бы, наверное, с них начал. Если бы я был таким же большим монстром, я бы не стал есть только кроликов и белок.
— Он еще оленей ест.
— А я бы предпочел более сложную охоту.
— Более сложную охоту? Каких книг ты начитался?
— В той игре, которую я взял на время, ты должен охотиться на людей, потому что они — самая лучшая жертва.
— Я невероятно счастлив, что ты основываешь свое чувство нравственности на видеоиграх. Не говори с Оуэном по поводу поедания людей. Десятилетка не должен быть настолько извращенным. И хватит отлынивать от работы. Прекращай лениться.
Они делали в хижине Оуэна кое-какой необходимый ремонт, которого избегали, пока лежал снег, но с приходом весны откладывать уже не могли. Дерево в некоторых местах начало гнить, и Тоби решил, что даже создание, живущее в лесу, достойно лучших условий.
Работа в основном заключалась в том, что они ломали дальнюю стену, по одной заменяя гнилые доски на новые. Они начали снизу и были уже на полпути наверх. Энтузиазм Гэррета пошел на убыль после того, как он оторвал доску, а ему на руку высыпала целая куча муравьев, хоть, к счастью, ни один из них его не укусил.
Гэррет держал новую доску, а Тоби прибивал ее на место. Оуэн, не обладавший необходимой для данного проекта квалификацией, пристально следил за ними, словно изображая надзирателя.
Тоби слегка подергал доску.
— Думаешь, еще нужно?
Гэррет указал на точку ближе к центру.
— Вот сюда еще один.
— Да, сэр. — Тоби забил еще один гвоздь.
— Пить хочешь?
— Ага.
— Колу или «Севен-Ап»?
— «Севен-Ап»
Гэррет прислонился к стене, опершись на правую руку.
— Снова муравьи на руку заползут.
— Тут их нет.
— Ну тогда не плачь, когда они тебя покусают.
Тоби прошел к передней части хижины и поднял крышку сумки. Он покопался во льду.
— Аты что, уже весь «Севен-Ап» выпил? — крикнул он.
— Нет.
— А что ты пил до этого?
— «Севен-Ап».
— Значит, ты его весь выпил.
Тоби взял две колы. Гэррет завопил.
Тут же бросив банки, Тоби рванул вокруг хижины. Рука Гэррета провалилась прямо в дерево. Все еще крича, Гэррет вытащил руку из рваного отверстия. Она блестела от крови, а от запястья до локтя тянулась глубокая рана.
Оуэн сгреб его руками.
— Оуэн! — закричал Тоби, рванув вперед. — Отпусти его!
Гэррет молотил руками и кричал, но Оуэн крепко его держал.
«Он ему не причинит вреда, — уверял себя Тоби. — Он просто хочет помочь».
— Оуэн, дай его мне, сейчас же.
Оуэн смотрел на сопротивляющегося мальчика с беспокойством в глазах.
