– Все, крышка, – провозгласила я. – Если вы явитесь ко мне в понедельник в ординаторскую, я за себя не ручаюсь. Вы меня поняли, доктор Ригард?
– Зачем же в ординаторскую. Увидимся в реанимации на обходе.
Я даже остановилась на мгновение. Черт! Совместный обход в понедельник…
– Айени, мне моя репутация дорога.
– Давай, заливай. А, может, у нас любовь с тобой, светлая и чистая!
– И непорочная? – спросила я.
– Порочная, порочней некуда…
Вытирая слезы, я продолжала смеяться до тех пор, пока не настало время загружать покупки в машину. Тут же, рядом с моей развалюхой, стоял новехонький авто черного цвета: одна из последних моделей спортивных машин, насколько я могла судить. Айени по-хозяйски оперся о багажник этого диковинного зверя, демонстрируя, очевидно, собственнические права на него.
– Айени, это ваша машина?
– Да. Нравится?
– Не то, чтобы… – ответила я и скривила лицо.
– Да ты за рулем такой красавицы хоть раз в жизни сидела?
– Не-а!
– Тогда, как можешь ты оскорблять мою малышку?!
– Уже и съязвить нельзя!
– Хочешь покататься? – предложил Айени и вызывающе улыбнулся.
– Нет, – покачала головой я. – Не моя она, так что нечего и слюни пускать.
– Да, ладно тебе, – подбадривал Айени. – Хочешь? Садись за руль и езжай.
Я взглянула на Айени, затем на черную красавицу и подумала: «А почему бы и нет?»
– Где ключи?
– Держи! – он кинул мне в ладони брелок.
– Садитесь! Прокачу! – засмеялась я и тут же шмыгнула на водительское сидение.
– Езжай за город на автомагистраль. Там и разгонишься.
– Показывайте, как отсюда выехать!
Сидеть за рулем такой машины было все равно, что вести самолет на взлет. Как только мы выехали из города, я вдавила педаль «газа» до упора и понеслась вперед. И орущая музыка, разрывающая барабанные перепонки, и терпкий аромат парфюма Айени, распространяющийся по салону, и свобода, которую ощущаешь всем телом, летя на огромной скорости в неизвестность, – я запомнила все это навсегда. Вот она – жизнь – череда мгновений, которые складываются в долгий путь и оставляют следы в нашей памяти. Вокруг уже было темно, когда мы вернулись к магазину.
– Спасибо, Айени.
– Ты говоришь так, будто о чем-то сожалеешь.
– Просто мне стало грустно, вот и все, – призналась я.
– Отчего тебе грустно? От того, что у тебя нет такой машины?
– Нет. Машина – это всего лишь кусок железа.
– Не смей так говорить о моей Малышке! – он погладил ладонью приборную панель.
Я засмеялась и вернула Айени ключи.
– Спасибо, что дали возможность почувствовать себя живой.
– Алексис, тебе нужен секс, – вполне серьезно заявил Айени.
– Может, и нужен, но секса с вами у меня не будет. Простите.
– Не зарекайся…
– Вы – хороший, – ответила я и погладила его по щеке, точно так же, как и он меня в магазине. – Жаль только, что слишком испорченный.
– Подумай, возможно, именно тебе суждено меня исправить, – подмигнул мне Айени.
– Я могу задать вам один вопрос?
Айени нахмурился поначалу, но затем улыбнулся:
– Только один? Я полагал, что вопросов будет больше.
– Их действительно много, но что-то я сомневаюсь, что вы на них ответите.
Айени рассмеялся:
– Не томи, Алексис. Задавай свой «один» вопрос.
– Вы знаете, что Питер не райот?
Айени отвернулся от меня и посмотрел в окно.
– Мне интересно, откуда это знаешь ты, – произнес он.
– В его личных вещах я нашла одно украшение. Золотой треугольник с вращающимся внутри кольцом. Три стороны треугольника – это послушник, хранитель и райот. А кольцо в центре – это палач. В любой момент палач может избрать одну из трех сторон, и либо убить, либо воскресить. Такие украшения райоты дарили своим детям – высшим палачам.
– Высшие и низшие палачи, – Айени повернулся ко мне. – С высшими все понятно – они рождаются с метафизическим уровнем райотов. А что скажешь про низших палачей?
– При проверке их метафизический уровень соответствует послушнику, – ответила я.
– Во время Восстания послушников первыми, на кого стали охотиться, были палачи из списка оглашенных имен, – казалось, Айени пытается мне что-то втолковать. – Им всем было девятнадцать и более лет. В тени остались палачи, которые не успели пройти процедуру официальной идентификации. Им было восемнадцать и меньше. Их вычисляли по показаниям предателей. Чаще всего эти показания добывали во время пыток. Считается, что девяносто процентов палачей погибли во время Восстания. А из оставшихся десяти процентов выжили в основном дети и подростки, не достигшие возраста официального оглашения их имен. И большинство из этих детей и подростков были низшими палачами, – Айени внимательно смотрел на меня. – Твоя семья тоже погибла во время Восстания, – Айени продолжал развивать мысль. – И пусть в твоем личном деле сказано, что это был несчастный случай, ты-то знаешь, как и почему это произошло. Тебе было шестнадцать и год ты воспитывалась в приюте. И получила частный грант на обучение. Архиереи при расследовании дела о парасуициде Питера сообщили нам, что его родители погибли о время Восстания. За ним приглядывал старший брат, который в последствии тоже умер из-за каких-то проблем с сердцем. К слову сказать, Питер стал журналистом. Закончил обучение год назад и вернулся в соседний С., чтобы работать в нашей местной газетенке, где занимаются исключительно тем, что собирают сплетни по округе. Будь я на его месте, поступил бы так же: уехал бы подальше от суеты больших городов в какое-нибудь захолустье и устроился на работу, чтобы попытаться жить в тени, опасаясь быть пойманным кем-то за происхождение, о котором не просил. Ты таких городков сменила много, Алексис. Высший или низший палач – попасться можно только на прыжке. Послушники прыгать не могут. Для райота предел – третье измерение. Я видел тебя во втором. И либо ты райот, либо… – Айени лукаво улыбнулся, – … нет никакого глушителя в твоем удостоверении личности, послушница.
– Он вам рассказал, – прошептала я.
– Он рассказал мне, потому что тебя не просто так остановили в С. и проверили твой метафизический уровень. О том, что вы с ним поедете в С. знали только мои сестры. И это старый знакомый как бы случайно проезжал мимо парковки и остановил тебя. Одьен понял, кто его отправил, когда этот знакомый передал привет нашей старшей сестре. Вопрос не в том, Алексис, как ты прошла тест, а в том, что тобой интересуется моя семья. А это уже настоящая проблема. У каждого в нашей семье есть свои секреты, и есть темы, которые мы никогда не обсуждаем. Моя сестра не просто так подослала к тебе архиерея. Она беспокоится обо мне и Одьене. Наше с Одьеном мнение в этом вопросе ее не интересует. Как и наши родители, сестра считает, что вправе вмешиваться в нашу жизнь и строить ее так, как будет лучше для нас с ее точки зрения. Мы терпим такое отношение, потому что зависимы. Потому у нас с Одьеном доли в общем бизнесе, и, если хотим оставаться у кормушки, снабжать клинику спонсорской помощью, ездить на дорогих машинах и оплачивать счета, нам придется мириться с таким отношением. Вот это все, – он постучал пальцами по приборной панели, – плата за жизнь в золотой клетке. А ты… Если ты та, кто я думаю, не видать моей семье спокойной жизни, – Айени злобно усмехнулся и наклонился ко мне. – И мысли об этом согревают меня лучше, чем теплое тело под боком по ночам.
