– Знаешь, как Кейдж попала в нашу семью? – Гоаре потянулась к сумочке, достала из нее электронную сигарету и закурила.
– Не знаю.
– Мой дедушка был связан клятвой Возмездия с одним палачом. Этот палач славился любовью к юным девушкам, а точнее, к девочкам. Кейдж попала к нему в рабство, когда ей было двенадцать лет. Приютский ребенок, которого усыновил этот ублюдок. Ей еще повезло. Она прожила у него всего год. Этого педофила на черном рынке Жатвы кто-то заказал. И дедушка не смог его спасти, – Гоаре подмигнула мне. – Ну ты понимаешь, да?
– Кажется, понимаю, – я кивнула.
– Кроме Кейдж в ее большой приемной семье было еще две девочки. Одной десять лет, второй двенадцать. И поскольку они были послушницами, а денег в наследство им никто не оставил, обе умерли от рака, то есть хронической потери Потока, в приюте, куда их отправили после смерти опекуна. Кейдж выжила, потому что родилась хранителем. Дед мой болел долго. От покупки Потока на Жатве наотрез отказался. Хотел за бабушкой на тот свет отправиться. Наверное, перед смертью его угрызения совести замучили, и на смертном одре он взял с отца слово, что тот заберет какого-то ребенка из приюта и позаботится о нем, как о своем собственном. Вот так дедуля спихнул весь свой стыд, позор и бессилие на моего папу. Отец слово сдержал. Усыновил Кейдж. Ей тогда уже четырнадцать стукнуло. В общем, привез он ее домой, познакомил со всеми нами. Ну, девочка как девочка, молчаливая такая, забитая. Сирота, что еще сказать? А через неделю эта сирота пришла к отцу в рабочий кабинет вечером, разделась и спросила, чего мистеру будет угодно?
Я отвернулась, пытаясь сделать вид, что меня не тошнит.
– И понеслось. Осмотры врачей. Психиатры. Таблетки. Когда в округе, где мы жили, разгорелся скандал из-за расследования архиереями этого дела, нам пришлось переехать. Тихий городок Р. в глуши округа Т. сгодился. Здесь мы никого не знали, и нас никто не знал. До сих пор здесь живем. Я даже не знаю, почему! – она засмеялась. – Срослись с этим городом, что ли? Тебе как, нравится здесь?
– Пока не разобралась, – я взяла кружку и допила капучино.
В дверь позвонили. Одьен пошел открывать.
– Подмога приехала, – вздохнула Гоаре. – И опять все спешат на помощь Одьену.
В гостиную вошла Кейдж.
– Привет! – она улыбнулась нам обеим и присела на подлокотник кресла Гоаре. – Ну что, поехали домой? – произнесла ласково, наклонилась и поцеловала Гоаре в темя.
У меня начала опускаться нижняя челюсть.
– Ты смущаешь Алексис, – Гоаре взглянула на Кейдж.
– Думаю, ее смущаешь ты, – Кейдж закрыла глаза и поцеловала Гоаре в губы. – Ну, что, поехали домой, Медуза-Горгона?
– Вы можете остаться на ужин, – Одьен с тарелками вошел в гостиную.
– Уволь, – скривилась Кейдж. – Хватит с меня маминой стряпни. За жизнь наелась.
– Она предпочитает Мишленовские рестораны, которых в нашем городе нет! – захохотала Гоаре.
– Все, пойдем, – Кейдж потянула Гоаре за руку.
Та лениво встала, обулась и забрала клатч со столика.
– Приятно было с тобой познакомиться, Алексис, – подмигнула она мне.
– До свидания, – выдавила из себя я.
Сестры-любовницы ушли, а мы с Одьеном остались в гостиной. Он присел в кресло, в котором несколько минут назад сидела Гоаре.
– И давно они… – я осеклась.
– Вместе живут три года. А так... – он задумался, – даже не знаю, когда у них это началось.
– Ты же с Кейдж встречался. Вы пожениться собирались!
– Правда? – он вскинул брови.
Я тяжело вздохнула. Все, как всегда. Слухами земля полнится.
– Мы с Кейдж всегда были дружны. Она никогда не афишировала свою личную жизнь. Лет пять назад, наверное, она начала получать дорогие подарки. Я еще подтрунивал над ней, мол, сама себе покупает, а делает вид, что любовник дарит. И поскольку мы с ней общались и на работе, и после работы, окружающие думали, что у нас роман и подарки дарю я. Слухи, казалось, приутихли, как вдруг моя мама за семейным ужином спросила у меня и Кейдж, собираемся ли мы оформить наши отношения официально. И хотя мы пытались доказать, что между нами ничего нет, родители не особо в это поверили. Потом Айени получил должность руководителя нейрохирургии и свой кабинет к должности. Я хотел поздравить его с назначением лично, подарок приготовил – заказал ему вывеску на дверь кабинета. В общем, с этой вывеской в подарочной упаковке в конце рабочего дня я поднялся к нему на этаж. Стучать в кабинет брата я тогда еще не привык, потому открыл дверь и обомлел. Кейдж и Гоаре занимались непристойностями на полу. Я дверь закрыл и несколько минут стоял, как вкопанный. Ко мне медсестра с поста подошла, спросила, все ли у меня хорошо. Я ответил, что все хорошо, и рванул оттуда со всех ног. Позвонил Айени. Оказалось, что брат ждет на парковке курьера, который должен привезти праздничный торт в больницу. Я спустился к нему и выдал все, как есть. Айени только хмыкнул в ответ и назвал меня идиотом, который ничего не замечает вокруг себя.
– Он знал! – я улыбнулась. – Он о них все знал!
– Знал и оставил их в своем кабинете ждать торт. В этот момент на парковке появилась Кейдж. Она начала распинаться о том, что ей очень жаль, что все так произошло, и что она чувствует себя виноватой передо мной. Айени расхохотался, а я, если честно, обиделся на нее. Мы ведь дружили. Я думал, что знаю о сестре больше, чем все остальные. Мы часто пересекались с ней в Т. Да она знала обо мне все! Даже моих… ну… подруг!
– Подруг, – я кивнула.
– Вот только не надо, ладно! – воскликнул он.
– Да что ты! – я подняла руки вверх. – Боже упаси!
– Короче, я вручил Айени подарок на парковке и ушел. Зато на утро… На утро понеслись слухи. Денни из реанимации позвонил мне первым и предложил Айени лицо набить. Я не понял, в чем дело, и решил уточнить, за что мы будет бить Айени. Денни выдал правду. Я рассмеялся и ответил, что все это бред. И конечно же, мне никто не поверил. Потом Кейдж рассказала мне, что, когда выходила из кабинета, на посту была медсестра, которая так, между прочим, сообщила Кейдж, что я ушел минут пять назад. Очевидно, медсестра в конце рабочего дня сдала пост дежурной смене, рассказав все новости, и уже дежурная смена увидела, как расстроенная Кейдж и веселый Айени возвращаются в кабинет. Ребята отмечали назначение до середины ночи, и когда втроем уходили домой, на посту никого не было. Вот так меня поженили и развели с Кейдж. Где-то дня через три новости дошли до моих родителей. Мама позвонила Айени и обвинила его в том, что он разрушил мою жизнь. Айени бы спустил все на тормозах, но Кейдж решила, что по ее вине не должна семья страдать. Воскресенье. Семейный ужин у родителей дома, на который Айени попросили не приезжать. Кейдж узнала об этом после того, как все сели за стол. Ее возмущению не было предела. Она налила себе вина, встала и призналась в том, что она лесбиянка, и уже давно у нее роман с женщиной. Сперва родители ей не поверили. Посчитали, что ей стыдно, и она пытается передо мной выкрутиться. Тогда из-за стола встала Гоаре, подошла к Кейдж, обняла ее и поцеловала. Маму отпаивали виски. Через года два Гоаре и Кейдж съехались. И хотя они не скрывают своих отношений, окружающие, почему-то, до сих пор считают их только сестрами. Недалекие люди, – Одьен осуждающе покачал головой.
