Айени любезно потянулся за бутылкой и налил мне еще.
– Я думаю, что я бы не выжила… – я глотнула вина, – если бы не… Если бы не…
– Если бы не забрала Истоки сестры и ребенка, – закончила мысль Алексис.
– Но в тебе нет их Истоков, – ответил Айени.
– За общим свечением трудно разобрать, сколько их на самом деле. А чтобы проверить, нужно практически умереть.
– А ты и была практически мертвой, когда тебя привезли, – Айени говорил это спокойно, продолжая подпирать голову рукой. – У тебя даже не было сил прыгнуть во второе измерение, чтобы забрать у меня Поток. Я отдал тебе его сам. И когда отдавал, не видел в тебе ничего, кроме одного тающего Истока. Твоего собственного Истока.
– Хочешь сказать… – прошептала я.
– Я хотел сказать тебе это еще в больнице. Но ты отказывалась со мной говорить. Ты благодарила за спасение Одьена, который ни хрена тебе не дал, как хранитель. Наоборот, он вырубил меня транквилизатором и поставил вокруг тебя щит, чтобы ты никому не навредила. А потом тебя прооперировал.
– Одьен сделал то, что должен был, – ответила я. – Он спас мне жизнь. И не важно как.
– Я тоже спас тебе жизнь, – прошептал Айени. – Но ты благодаришь его. И винишь себя в смерти сестры.
– Ты хочешь, чтобы я поблагодарила тебя?
– Нет, – он пожал плечами. – Я сделал это, потому что любил тебя. Я бы умер ради тебя, если бы брат не вырубил. И мне было больно, когда ты смотрела на меня, как на исчадие ада, и рыдала, умоляя уйти. Но мне не нужна благодарность. Мне нужна ты.
Одьен снова откашлялся.
– Закройся! – Айени на этот раз указал пальцем на него. – Ты мне мешаешь!
– Может, нам вообще выйти? – Одьен не скрывал возмущения.
– Нет, не надо, – я поежилась.
– Я никогда не спал с Кейдж, – Айени снова вернулся в прежнюю позу. – И Кейдж никогда не встречалась с Одьеном. Она занималась сексом с Гоаре в моем кабинете, когда их застукал Одьен. Вину за его перекошенное лицо повесили на меня.
Я медленно перевела взгляд на Одьена. Он еле сдерживался, чтобы ничего не ответить.
– Я никогда не спал с Алексис, – голос Айени звучал очень спокойно. – Я первый раскусил, что Одьен неровно к ней дышит. Я первым понял, что она палач. И что их словно магнитом тянет друг к другу, – Айени повернулся к ним обоим. – Извините, конечно, что пришлось Алексис на вшивость проверить. Но Одьен мой брат, ты ведь понимаешь, да, Алексис?
– Я все понимаю, – она улыбнулась ему.
По-доброму. А я в этот момент готова была выколоть ей глаза и подправить улыбку.
– Я плохой брат? – Айени обратился к Одьену. – Ответь мне, я плохой брат?
– Ты самый лучший брат, – ответил Одьен и взял Алексис за руку.
– Видишь? – Айени снова повернулся ко мне лицом. – Я самый лучший брат. Только сын из меня дерьмовый…
– Айени, давай я тебе кофе сделаю? – предложил Одьен.
– Не-е-ет. Я не хочу кофе. Я хочу свою Aisori, – он одарил меня таким голодным взглядом своих абсолютно черных глаз, что меня будто окатило волной возбуждения.
Кажется, я завелась.
– Мы говорили об аварии, – напомнила я. – И тебе стоит выпить кофе.
– Ты настаиваешь? – он лукаво улыбнулся одним краешком губ.
– Рекомендую.
– М-м-м, – он кивнул. – Одьен, сделаешь мне американо? – Айени продолжал пожирать меня взглядом.
– Конечно.
– Мой младший братик. Я за него глотку порву. И за тебя тоже порву. Даже тем, кто дал мне все…
Я с опаской на него взглянула. Нет… Он не может говорить о своих родителях… Гоаре сказала, что историю знали Дерек, я и она. Но если Гоаре ошиблась? Если Айени тоже знал правду? Он назвал себя дерьмовым сыном… Господи, он все знает?
– Я тебя пугаю? – произнес тихо.
– Я была в доме Питера Донохью! – выпалила и посмотрела на Алексис.
– Мы с Одьеном тоже там были, – она кивнула. – И кое-что нашли.
– Что вы нашли? – я попыталась сосредоточиться на деле, а не на голодном взгляде Айени.
– Его инфоблок. Хочешь посмотреть?
– Да, – я закивала и встала. – Конечно хочу!
– Твой кофе! – Одьен поставил кружку перед Айени.
– Спасибо, – недовольно пробурчал тот.
Алексис включила голопроектор и начала открывать файлы. Она объяснила, что часть файлов созданы шесть лет назад, другая часть за последний год. Новое досье на меня составлено два месяца назад. Смотреть на свои фотографии, сделанные каким-то неизвестным, кто явно за мной следил, было неприятно. Как будто за мной подсмотрели в душе, и теперь я об этом знаю.
– Новое досье на тебя составлял не Питер, – Алексис указала рукой на даты создания файлов. – В это время он находился в Р. Мы предположили, что он с кем-то работал. Этот кто-то и следил за тобой.
– Не просто следил, – я подошла к изображению и указала на график дежурств и план-схему больницы. – Он готовился к нападению. Продумывал, где и в какое время я бываю. Ординаторская, консультативный центр, палаты, приемное отделение и оперблок. Здесь только схемы корпуса, где я работала. А в центре восемь корпусов. Вы уверены, что Питер работал с тем, кто на меня копал? Может, он украл эти материалы у кого-то еще?
– Доподлинно мы этого не знаем, – Алексис открыла другие файлы. – Посмотри на данные по смертности в округе за последние десять лет.
– Вижу, что дело дрянь. Что там еще есть?
– Данные по авариям.
– Открывай.
Алексис показала документы из архива архиереев, в том числе по нашей с Роуз аварии. Фотографии с места происшествия, протоколы вскрытия.
Я отвернулась. Вернулась к столу, выпила еще вина и продолжила читать про повреждения своей сестры.
– Она получила травмы, несовместимые с жизнью, – Алексис подошла и остановилась рядом. – И ты ни в чем не виновата. Вас хотели убить, и ты выжила. Вот и все.
– Почему не убили меня? – я посмотрела на нее. – Мой Исток стоит дороже всех остальных. Почему меня – выжившего свидетеля – пощадили?
– Мы думали, возможно, ты знаешь ответ?
– Нет, я не знаю. Будь я на месте того, кто собирал урожай, себя бы прикончила в первую очередь. Только если… – я посмотрела на Алексис, – цель была не в сборе урожая Жатвы… Если целью было убийство… Второго водителя или…
– Роуз? – прошептала Алексис. – Ты сказала, что сестра во время вашего разговора по телефону плакала?
– Мне показалось, что она боится. По-настоящему чего-то боится.
– А если она вызвала тебя не только для того, чтобы ты расстроила свадьбу? – предположила Алексис.
