Алексей Остапов умрет в тюрьме спустя неделю после задержания. Я узнаю, что его убил Григорий Носов. По крайней мере, в письме, написанном мне, он укажет: «Я отомстил за твоих родителей. Их имена отмоют от грязи. Даю слово».
Григорий сдержит слово. Мои родители будут признаны героями, погибшими при исполнении. Алексей сознается в том, что убил их. За что? Они узнали, что он являлся связным между некой новой быстро растущей сетью и Пастырем более мелкой сети, в которую их внедрили. «Прощание». Алексей будет уверен, что, если бы не позволил моему отцу позвонить и попрощаться со мной, я бы никогда не провела параллелей и не заподозрила в убийстве своего наставника. Не знаю, прав был Алексей или нет, но он разрешил попрощаться, а я заподозрила в убийстве человека, который мог допустить подобную ошибку. Я никогда не считала себя виновной в их смерти. Но когда новость о гибели Алексея Остапова в тюрьме дойдет до меня, я испытаю злость. Злость на себя. Убить его лично – этого я хотела. Или наблюдать за его казнью со стороны. Тоже было бы неплохо. А так… Постепенно я перестану злиться на себя. Не могу сказать, что рана в моем сердце исчезнет. Нет, она останется, но больше не будет кровоточить.
Уоррена повысят в должности и представят к награде. Он займет пост руководителя отдела спецопераций и засядет в кабинете с видом на парк. Меня тоже повысят: до первого уровня приоритета. И к награде представят. Эту медаль вместе с премией я подарю вдове моего друга и коллеги Шатски.
Но все это будет потом. А пока я обосновалась с кофе и зефирками в офисе Уоррена Райта в городе Р., чтобы строчить один документ за другим.
– Я хотел заказать обед, – Уоррен вошел в кабинет, – но кафе закрыты. Пришлось на сервисной станции купить сандвичи, – он протянул мне гигантский бутерброд.
– Спасибо, – я развернула бумагу и начала есть. – Никогда не бывала в офисе архиереев, где нет ни одного архиерея.
Уоррен подошел к окну и взглянул на пустое помещение за пределами его кабинета.
– Здесь есть мы. И мы с тобой архиереи.
– Я не об этом.
– Я знаю, – он обернулся ко мне. – Похороны Билли состоятся послезавтра. Ты пойдешь со мной?
– Я постою где-нибудь в стороне. Поддержу тебя.
– Спасибо, – он кивнул.
– Но не проси меня общаться с его вдовой и ребенком, пожалуйста. Никогда, – я посмотрела на него исподлобья.
– Они – часть моей семьи. Рано или поздно тебе придется иметь с ними дело.
– Я убила их мужа и отца.
– Ты казнила Билли и спасла Одьена. И они об этом никогда не узнают. Для них Билли погиб, сражаясь с сетью.
– Но это неправда, – я отложила бутерброд.
– Это то, с чем нам придется жить, Полли, – он снова отвернулся к окну. – Как только закончим с разбирательствами здесь, меня отзовут в центральный офис.
– А мне дадут новое задание, – я вернулась к поеданию бутерброда.
– Если выйдешь за меня замуж, тебя не смогут отправить дальше, чем за сто километров от меня.
– Это прэ-дло-жение? – я активно пережевывала кусок во рту.
Он обернулся:
– Да.
– В следующий раз, когда соберешься сделать мне предложение, не забудь заранее купить кольцо семнадцатого размера и встать на одно колено, – я откусила новый кусок.
– Твой ответ «нет»? – не понял он.
– Мой ответ: «Я дам тебе вторую попытку, Уоррен».
Алексис
Мы с Одьеном неспешно прогуливались по коридору нашего отделения. Быть пациентом у своих же коллег – то еще приключение. Наварро курировал Одьена, а Ельзи – меня. И эта патологическая тяга заглянуть в свою медицинскую карту, чтобы все проверить, для нас с Одьеном превратилась в шпионскую игру. Пока он отвлекал разговорами коллег в коридоре, я пробиралась в ординаторскую и выходила в сеть. Просматривала записи, назначения и делала выводы. А потом мы с Одьеном на обходах задавали неудобные вопросы Наварро и Ельзи, чем приводили их в бешенство. Закончилось тем, что Наварро попросил администратора заблокировать в системе наши с Одьеном логины, и мы остались без приключений.
– Ходить туда-сюда по этим коридорам – унылое занятие, – жаловался Одьен.
– Терпи. Последнее сканирование показало, что на твоем сердце нет ни одного рубца. Если не хочешь получить больше вопросов от коллег по поводу чудесного и быстрого восстановления, корчи из себя больного.
– Нас выпишут послезавтра и отправят на реабилитацию в Т. Чем займемся в отпуске?
– Реабилитацией, – я ускорила шаг.
– И куда летим?
– Навстречу выздоровлению!
В отделение вошли Кейдж и Айени. Кейдж подошла ко мне и поцеловала в щеку (у нас с ней теперь так принято здороваться), подошла к Одьену и чмокнула его.
– Я воздержусь, – улыбнулся Айени.
– Ну что, доходяги? – Кейдж хлопнула Одьена по спине, и он застонал. – Не притворяйся! Здесь все знают, что ты – здоров.
– Скажи это Наварро.
– Он тоже знает, – ответил Айени.
– А где наша спасительница? – спросил Одьен. – Источник мощности наших батарей?
– В операционной. Ребенка экстренного привезли.
– Ты ее не жалеешь, – я улыбнулась Айени и в этот момент перевела взгляд в конец коридора.
В отделение вошел очень пожилой мужчина в халате и бахилах. Он повернулся ко мне и кивнул.
– Ты его знаешь? – напрягся Одьен.
– Это мой дедушка, – ответила я.
Григорий подошел к нашей компании, пожал руку Айени, Одьену и кивнул Кейдж.
– Ну, выглядите вы неплохо, – он вздохнул. – Покажете мне свою палату?
– Конечно, – я улыбнулась.
– А мы пойдем, да Кейдж? – Айени взял сестру под локоток.
– Приятно было познакомиться! – выпалила она.
– И мне, молодая леди, – Григорий снова кивнул.
Мы с Одьеном провели Григория в нашу палату.
– Да вы в люксе живете? – он прошел и присел на стул. – Телевизор, игровая приставка, кофемашина, сладости. Можно долго лечиться! – он засмеялся.
– Нас балуют, – Одьен присел на свою кровать.
– Сделать вам кофе? – предложила я.
– Нет, спасибо. В моем возрасте пить кофе вредно. Я не займу у вас много времени. Одьен, передай Гоаре, что мои юристы свяжутся с ней. Сейчас счета вашего Фонда арестованы, но нужно как-то выплывать, иначе вы можете потерять легальный бизнес, который приносил вашей семье треть дохода. Корпорация «Развитие» окажет помощь вашей семье в том объеме, который потребуется.
– Вы не обязаны нам помогать, – ответил Одьен.
– Клятва Возмездия – выше Устава. Беда вашей семьи – наша общая беда. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы Алексис никогда и ни в чем не нуждалась. Ты понимаешь, о чем я говорю?
