― так пишет о нем С.М. Соловьёв (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга VII. М., 1962. С. 183).
И далее, в таком же эпическом стиле: «Молодой богатырь рвался из дома от матери ― поразмять плеча богатырского, спробовать силы–удали молодецкой»; «…герой–преобразователь, основатель нового царства, а лучше сказать, новой империи…»
В этом хоре славословия звучат голоса величайших историков России ― В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, Н.М. Соловьева, В.О. Ключевского, Е.В. Тарле, В.В. Мавродина. В этом же хоре ― голоса А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, А.Н. Толстого и К.Н. Симонова, В.Н. Ге и В.В. Сурикова. Петра возвеличивают всеми возможными литературными и художественными средствами.
Трудно усомниться в истинах, которые несут и возвещают ТАКИЕ имена, ведущие деятели русской культуры прошлого и настоящего.
Даже либеральный петербургский историк Е.В. Анисимов называет Петра «великим реформатором», скрупулезно перечисляя, что он оставил после себя:
«Последний рекрутский набор состоялся в 1874 году, то есть спустя 170 лет после первого (1705). Сенат существовал с 1711 по декабрь 1917–го, то есть 206 лет; синодальное устройство Церкви оставалось неизменным с 1721–го по 1918–й, то есть в течение 197 лет, система подушной подати была отменена только в 1887 году, то есть 163 года после её введения в 1724 году».
(Анисимов Е.В. Пётр Первый: рождение империи // История отечества. Люди, идеи, решения. М., 1991. С. 186)
Правда, уже в XVIII веке прозвучал совсем другой голос ― князя Щербатова, с его великолепной, ядовитой и умной книгой ― «О повреждении нравов в России». Князь Щербатов вполне серьезно полагал, что нравы допетровской Руси были здоровее, «правильнее» возникших позже и что для нравственности народа лучше было бы вообще обойтись без реформ. Но, во–первых, мало кто прочитал эту книгу и в XVIII, и даже в XIX веке ― опубликовали–то ее только в 1888 году. Князь Щербатов писал если и не лично для себя, то для какого–то сверхузкого кружка; для тех, кто может понять его аргументы и кого не опасно допускать до критики выбранного Россией пути, то есть для аристократов ― причем аристократов и по своему материальному положению, и по уровню образования, и по нравственным качествам.
Во–вторых, и князь Щербатов не сомневался в пользе Петровских реформ. Да, они ужасны по своим методам. Да, привели к чудовищным последствиям. Но это ― совершенно необходимые реформы. С точки зрения князя Щербатова, не будь петровского «рывка», России потребовалось бы 275 лет, чтобы добиться того же уровня развития, которого она достигла за 50 лет, к 1775 году. Если бы не реформы Петра, Россия продолжала бы отставать и оказалась бы сожранной и разорванной на части европейскими державами.
Не будем оспаривать конкретных цифр, не в них дело. Гораздо важнее, что в основных чертах князь Щербатов определил критику Петра и петровского времени на десятилетия и на века вперед.
С точно таких же позиций написаны и «День Петра» Алексея Толстого, с его прямо–таки зловещим колоритом; ведь и там старообрядец Варлаам, выведенный злейшим врагом и «оппонентом» Петра, ― это дикий фанатик, не способный предложить ничего, кроме возвращения назад.
Таковы же эскапады Бориса Пильняка: никакой альтернативы сделанного Петром не рисуется, просто изображается отвратительный, вечно пьяный сифилитик и урод (Пильняк Б. Его Величество Кнесь Piter Komandor. Пг., 1922).
Беда даже не в том, что эти голоса критики раздавались недолго ― от тех времен, когда реформы Александра II сделали политический климат Российской империи не таким душным, выбросили в печать множество документов, которые раньше практически никто не знал или знал в очень недостаточном объеме. А окончились любые критические высказывания к «году великого перелома», 1929–му, когда ЦК рядом постановлений объяснил всем и раз навсегда, что Иван IV Грозный, Пётр I и некоторые другие персонажи русской истории ― вне критики. Пильняка коммунисты убили довольно быстро, в 1937–м, а Алексей Толстой сделался придворным сталинским писателем и создал насквозь лживый, до отвращения холуйский роман «Пётр I», в котором, конечно же, не повторял прежних «ошибочных оценок».
Почти все триста лет императорского периода критика Петра оставалась, во–первых, крайне осторожной и допускалась исключительно в кругу людей, в чьей лояльности Империя не могла сомневаться. В устах любых других людей такая критика тут же превращалась, в лучшем случае, в кощунство, а то и попросту в подрывную деятельность и в подкоп под могущество государства Российского.
Во–вторых, эта критика оставалась всегда чисто морализаторской. Никто не предлагал альтернатив, не пытался понять ―, а что происходило бы в России и во всей Восточной и Северной Европе, если бы Петр за пьянками и «Всешутейным Собором» позабыл бы свои знаменитые реформы или если бы вообще Петра придушили в раннем детстве и не возникло бы в истории государства Российского никакого такого царствования Петра.
Для всех историков, писателей, поэтов, государственных деятелей «очевидно» ― реформы Петра совершенно необходимы, и именно в том или почти в том виде, в котором они состоялись. Ну да, были какие–то «некрасивые случаи», какие–то «перегибы», случаи жестокости и грубости… и вообще страна заплатила за реформы непомерно высокую цену. Чем дальше от эпохи Петра, тем охотнее историки и деятели культуры морализируют на эти темы, но именно что только морализируют ― разглагольствуют о цене реформ и о том, что вообще–то, будь Пётр не так крут, не так свиреп, а сподручные его пообразованнее и поприличнее, то и ненужных, излишних жестокостей было бы поменьше.
За века сложилась схема понимания нашей истории петербургского императорского периода. Изложить эту схему нетрудно, и сделать это можно буквально в нескольких пунктах.
1. Пётр завел в России то, чего до него совершенно не было: от картин на светские темы и зеркал в домах до современной армии и системы управления.
2. Пётр изначально был сторонником реформ, их знаменем; он захватил власть в борьбе с лютыми врагами реформ.
3. Все жестокости, творимые Петром, все «перегибы» его эпохи объясняются ужасными впечатлениями детства, когда на его глазах стрельцы, враги реформ, убили его любимого дядьку. Второе объяснение ― он защищал не только самого себя, он защищал свое детище от невежественных и злобных людей. Казнил он их ― так им и надо!
4. Пётр был гением на троне; великим человеком, способным прозревать на века вперед. Все его сторонники, не говоря о врагах, не видели и не могли постигнуть всего величия сделанного гигантом духа.
5. Реформы Петра ― величайшее благо для России; страшно подумать, что с нами всеми сталось бы, если бы не Петр Великий!
Все «мифы Петра» и «мифы Петровской эпохи» укладываются в эти простенькие пять пунктов.
Тут складывается ситуация, очень похожая на ту, с которой мы уже сталкивались в книге «Русская Атлантида»: когда некое мнение о русской истории буквально вколачивается в головы самыми разными способами и начинает наконец восприниматься безо всякой критики.
