— Вряд ли вы там что-нибудь найдете. Фицнер давно уже оставил свой пост, и я уверен, что все его следы тщательно замели.
Эта фраза, возможно, рассчитана на то, что я, втянувшись в беседу, раскрою свои дальнейшие намерения. Но я пока предпочитаю пропустить ее мимо ушей. Это первая встреча, и мне не хочется показывать, насколько сильно меня интересует дело, по поводу которого я приехал. Мне важно выстроить с Макнаттом доверительные отношения, а на это необходимо время. В общем, хватит говорить о шерифе Фицнере, решаю я. В нужный момент я вернусь к этой теме.
— А вы знали Кита Руссо? — спрашиваю я.
— Конечно. Я знал всех юристов. Сибрук — маленький город.
— Какое у вас о нем сложилось мнение?
— Умный, заносчивый. Но я его не очень-то любил. Однажды во время судебного процесса Руссо задал серьезную трепку паре моих парней, и мне это не понравилось. Хотя, наверное, он просто выполнял свою работу. Ему хотелось стать известным, влиятельным юристом, и он был на правильном пути. Как-то раз мы увидели, что Руссо сидит за рулем новехонького, сияющего черного «Ягуара». Тогда таких машин в городе больше не было. Поползли слухи, что он уладил какое-то большое дело в Сарасоте и отхватил здоровенный куш. Руссо любил пускать пыль в глаза.
— А его жена, Диана?
Макнатт качает головой с таким видом, словно воспоминания причиняют ему боль.
— Бедная женщина. До конца жизни я буду ей сочувствовать. Вы можете представить, через что ей пришлось пройти, когда она обнаружила тело мужа, да еще в таком ужасном виде? Она была просто в шоке.
— Нет, мне это вообразить трудно. А юристом Диана Руссо была хорошим?
— Во всяком случае, ее уважали как профессионала. Лично я никогда не имел с ней никаких дел. Но должен заметить, что она была просто сногсшибательной женщиной, настоящей красавицей.
— А на процессе по делу Куинси Миллера вы присутствовали?
— Нет. Его перенесли и проводили у самой границы с округом Батлер. Мне вряд ли удалось бы объяснить, с какой стати я, вместо того чтобы работать, несколько дней сижу в зале суда и наблюдаю за происходящим.
— А вы сами тогда считали, что Кита Руссо убил Куинси Миллер?
— Разумеется, — отвечает, пожав плечами, Макнатт. — У меня не было никаких причин сомневаться в этом. Насколько я помню, там был весьма серьезный мотив для убийства, а именно неприязненные отношения. И разве на суде какая-то свидетельница не показала, что видела Миллера убегающим с места преступления?
— Что видела убегающего человека — да, но она его не опознала.
— А разве в машине Миллера не было обнаружено орудие убийства?
— Не совсем так. Там нашли фонарик, на котором была кровь — совсем немного.
— И ДНК-тест показал совпадение с параметрами крови убитого?
— Нет, в 1988 году ДНК-тесты не проводились. К тому же фонарик исчез.
Макнатт размышляет над моими словами, и становится очевидным, что он не помнит важных деталей дела. Он уехал из Сибрука через два года после убийства Руссо и постарался вычеркнуть этот город из памяти.
— Мне казалось, что в этом деле все было просто. Но вы, похоже, думаете по-другому?
— Да, иначе я бы сюда не приехал.
— Что же заставило вас после стольких лет прийти к выводу, что Миллер невиновен?
Я вовсе не намерен делиться с ним своими версиями на этот счет, во всяком случае, на данном этапе. Может, позднее.
— В версии обвинения кое-что не складывается, — туманно говорю я и спрашиваю: — А вы поддерживали контакты с кем-нибудь в Сибруке после своего отъезда?
Макнатт качает головой:
— В общем-то, нет. Как я уже сказал, я давно там не был и уезжал оттуда в спешке. Тот момент нельзя назвать самым ярким эпизодом в моей карьере.
— А вы были знакомы с помощником шерифа по имени Кенни Тафт?
— Естественно. Я всех их знал, хотя неодинаково близко. О том, что его убили, я прочитал в газетах. Я тогда жил в Гейнсвилле. Помню его фотографию. Он был хорошим парнем. А почему он вас интересует?
— В данный момент, мистер Макнатт, меня интересует все. Кенни Тафт был единственным чернокожим помощником Фицнера.
— Наркоторговцев не волнует, какой у человека цвет кожи, белый или черный, особенно во время перестрелки.
— Тут вы правы. Я просто хотел знать, были ли вы с ним знакомы.
К нам подходит пожилой мужчина в шортах, черных носках и красных кедах и ставит перед нами на стол два картонных стакана с лимонадом.
— Спасибо, Герби, давно пора, — говорит Макнатт.
— Счет я тебе пришлю! — раздраженно бросает тот и отходит. Мы прихлебываем напиток и наблюдаем за игроками в шаффлборд, которые движутся, словно в замедленном кино.
— Но если этот ваш Миллер не убивал Руссо, то кто же это совершил? — произносит Макнатт.
— Понятия не имею, и, скорее всего, мы этого никогда не узнаем. Моя работа состоит в том, чтобы доказать, что этого не делал Миллер.
Макнатт качает головой и улыбается:
— Что ж, удачи. Если это совершил кто-то другой, то у него было более двадцати лет для того, чтобы убежать и спрятаться. Глухое дело.
— Еще какое глухое, — соглашаюсь я. — Но у меня все дела такие.
— Значит, этим вы и занимаетесь? Раскапываете старые, давно забытые дела и вытаскиваете людей из тюрьмы?
— Да.
— Сколько раз вы уже это проделали?
— Восемь — за последние десять лет.
— И все восемь человек были невиновными?
— Да. Такими же невиновными, как вы и я.
— А сколько раз вам удавалось найти настоящего убийцу?
— Не все мои подопечные были осуждены за убийство. Но в четырех случаях мы смогли установить истинных виновников.
— Пусть вам повезет и на сей раз!
— Спасибо. Удача мне необходима.
После этого я перевожу разговор на спортивные темы. Макнатт — рьяный болельщик баскетбольного клуба «Флоридские аллигаторы» и гордится тем, что его любимая команда одерживает победу за победой. Потом мы беседуем о погоде, о проблемах пенсионеров, немного о политике. Умом Макнатт не блещет — мне попадались и более интересные собеседники. Что же касается убийства Руссо, то оно, похоже, его не слишком волнует.
Через час я благодарю Макнатта за уделенное мне время и спрашиваю, можно ли мне навестить его снова.
— Конечно, — отвечает он. Его явно радует, что к нему приедет посетитель.
Уже на обратном пути до меня вдруг доходит, что Макнатт ни разу даже не намекнул мне на то, что в мрачных тайнах Сибрука может таиться опасность. И, явно не испытывая симпатии к шерифу Фицнеру, ни словом не обмолвился о его коррумпированности.
