Однако, изрядно меня удивив, вместо пожилой седовласой секретарши, которая была бы уместна в такой приемной в середине прошлого века, появляется сногсшибательная молодая женщина азиатской наружности в короткой юбке. Обращаясь ко мне, она с улыбкой говорит:
— Доброе утро. Я могу вам чем-то помочь?
Я улыбаюсь в ответ и отвечаю:
— Да. Меня зовут Каллен Пост. Вчера я беседовал с мистером Колакурчи, и мы договорились встретиться сегодня утром.
Женщина умудряется одновременно снова улыбнуться и нахмуриться. Она подходит к другому столу, чуть более современному, чем тот, который привлек мое внимание.
— Он мне ничего не сказал. Извините. Меня зовут Беа.
— Но он на месте?
— Конечно. Сейчас я его позову. Он не так уж занят.
Женщина вновь улыбается и, двигаясь плавными, словно плывущими шагами, исчезает. Однако в следующий момент она появляется снова и делает приглашающий жест рукой. Я вхожу в большой кабинет, где вот уже несколько десятилетий правит бал Гленн Колакурчи. Он встает из-за стола, притворяясь, будто рад посетителю. Мы представляемся друг другу — церемония знакомства совершается быстро. Затем хозяин кабинета указывает мне на кожаный диван и, обращаясь к секретарше, говорит:
— Принесите нам кофе, пожалуйста.
Опираясь на трость, Колакурчи отходит к большому креслу, которое вместило бы и двоих, и опускается в него. Ему почти восемьдесят лет, и он, без всякого сомнения, на этот возраст и выглядит — лишний вес, седая борода и такая же седая, пышная, спутанная шевелюра слишком длинных волос, которые не мешало бы подстричь. В то же время розовый галстук-бабочка и красные подтяжки придают ему несколько щеголеватый вид.
— Вы священник или что-то в этом роде? — спрашивает Колакурчи, глядя на мой стоячий воротничок.
— Да, методистской церкви, — отвечаю я и вкратце описываю ему характер деятельности фонда «Блюститель».
Пока я говорю, он внимательно слушает, опираясь подбородком на рукоять трости и не сводя с меня проницательного взгляда ярко-зеленых глаз, в белках которых, увы, отчетливо видны красные прожилки. Беа приносит кофе. Я делаю глоток из своей чашки. Кофе чуть теплый и, скорее всего, растворимый. Когда секретарша выходит и закрывает за собой дверь, Колакурчи спрашивает:
— С какой стати священник сует нос в такое старое дело, как кейс Куинси Миллера?
— Прекрасный вопрос. Меня бы не было здесь, если бы я не был уверен, что он невиновен.
Мое заявление, судя по всему, кажется Колакурчи забавным.
— Интересно, — бормочет он себе под нос. — У меня решение, принятое по его делу, никогда не вызывало сомнений. Насколько я помню, там был очевидец.
— Там не было ни очевидцев, ни нормальных свидетелей. Молодая женщина Кэрри Холланд заявила, будто видела чернокожего мужчину, который убегал с места преступления, держа в руках некий предмет, предположительно дробовик. Но женщина солгала. Она была наркоманкой и заключила сделку с властями, чтобы избежать тюрьмы. Теперь Кэрри Холланд призналась, что тогда дала ложные показания. И она была не единственной лжесвидетельницей во время процесса.
Колакурчи отбрасывает со лба длинные седые пряди, сальные и плохо вымытые.
— Интересно, — произносит он.
— Вы были близко знакомы с Китом Руссо?
Колакурчи издает раздраженное ворчание и растягивает губы в подобии улыбки.
— Чего вы от меня хотите?
— Чтобы вы рассказали некоторые детали. Вы следили за процессом?
— Нет. Вообще-то я хотел, но они решили провести суд чуть ли не в округе Батлер или где-то на границе с ним. Я тогда занимал пост в сенате Флориды и был весьма занятым человеком. У меня здесь работали семеро адвокатов — моя фирма самая крупная в этих местах. Так что я не имел возможности проводить время, сидя в зале суда и наблюдая за действиями других юристов.
— Кит был вашим родственником, верно?
— Вроде того. Очень дальним. Я знал его родителей еще в Тампе. Он постоянно просил меня дать ему работу, и я помог, устроил Кита к себе. Однако он у меня так и не прижился. Еще Кит хотел, чтобы я нанял его жену, но на это я не согласился. Кит потерся в моей фирме примерно год, а потом основал свою компанию. Мне это не понравилось. Вообще-то у итальянцев принято придавать большое значение таким понятиям, как личная преданность и родственные связи.
— А он был хорошим юристом?
— Какое это теперь имеет значение?
— Просто любопытно. Куинси Миллер утверждает, что Кит плохо проявил себя как специалист, когда занимался делом о его разводе, и судебные протоколы это скорее подтверждают. Впоследствии прокурор обыграл данный момент, представив дело так, будто для Миллера мотивом убийства Кита Руссо являлась месть. Это было явной натяжкой. Вряд ли найдется много бывших клиентов, которые настолько недовольны своими адвокатами, что готовы отстрелить им голову, не правда ли?
— Со мной такого не случалось, — отвечает Колакурчи и разражается хохотом. Я, подыгрывая ему, тоже смеюсь. Наконец, успокоившись, он продолжает: — Но вообще-то у меня тоже были сумасшедшие клиенты. Один парень, например, как-то раз заявился ко мне в контору с пистолетом. Это было много лет назад. Он, видите ли, тоже был расстроен исходом дела о разводе. Но этот тип, по крайней мере, предупредил, что вооружен. У всех юристов, работавших в этом здании, было оружие, так что дело могло закончиться чем угодно. Моего клиента успокоила маленькая находчивая секретарша. Я всегда верил в находчивых секретарш.
Я знал, что старые юристы обожают рассказывать всевозможные истории из своей жизни, а мне как раз было нужно, чтобы мой собеседник в этом смысле, что называется, «завелся». Поэтому я сказал:
— Значит, у вас тогда была большая юридическая фирма.
— Большая для этой части штата. Семь, восемь, иногда десять адвокатов, десяток секретарш, офисы наверху, клиенты, выстроившиеся в очередь у входной двери. В те времена я работал как сумасшедший, но в какой-то момент меня это стало утомлять. Половину своего времени приходилось тратить на урегулирование трений между моими служащими, которые постоянно конфликтовали друг с другом. Вы когда-нибудь занимались юридической практикой?
— Я занимаюсь ею сейчас, только у меня другая специализация, нежели у вас. Много лет назад я работал на должности государственного защитника, но быстро выгорел. Затем открыл для себя дорогу к Богу, и она привела меня в духовную семинарию. Я стал священником. Однажды, работая в рамках программы по оказанию помощи тем, кто в ней нуждается, я встретился в одной из тюрем с невинно осужденным человеком. Это изменило мою жизнь.
— Вы что, вытащили его из камеры?
— Да, вытащил. А потом еще семерых. Сейчас у меня в работе шесть дел, в том числе дело Куинси Миллера.
— Я читал, что примерно десять процентов осужденных, отбывающих наказание, невиновны. Вы верите в это?
