Я снова еду в тюрьму, где сидит в камере смертников Дьюк Рассел. В последний раз я видел его более трех месяцев назад. Именно тогда я сообщил ему, что мы нашли настоящего убийцу. Эйфория, возникшая у него в тот момент, давно исчезла. Теперь настроение Дьюка колеблется между гневом и глубокой депрессией. Наш с ним телефонный разговор получился неприятным.
Тюрьма — кошмар для тех, кто заслуживает пребывания там. Для тех, кто оказался там из-за судебной ошибки, это ежедневная борьба за сохранение собственного рассудка. Тех же, кто внезапно узнает, что обнаружены доказательства его невиновности, но при этом остается за решеткой, эта ситуация приводит в исступление.
Глава 25
Я еду по двухрядному шоссе на восток где-то в Миссисипи или Алабаме — точно определить трудно, поскольку сосновые леса в этих штатах выглядят совершенно одинаково. Вообще-то я направляюсь в Саванну. Дома я не был уже три недели, и мне необходима передышка. Мой сотовый телефон издает жужжание, и по номеру на экране я понимаю, что мне звонит Гленн Колакурчи, пожилой юрист из Сибрука.
Однако оказывается, что это не он, а его миловидная секретарша Беа. Она хочет знать, когда я снова буду в их местах. Гленн Колакурчи хочет со мной поговорить, но встретиться собирается не в Сибруке, а где-нибудь еще.
Через три дня я вхожу в бар «Бык» — весьма популярное заведение в Гейнсвилле. В одной из кабинок в дальнем конце зала замечаю Беа. Она приглашающе машет мне рукой. Напротив нее за столиком сидит весьма щегольски одетый адвокат Колакурчи. Он в синем костюме из жатой ткани, накрахмаленной белой рубашке, галстуке-бабочке в полоску и подтяжках.
Беа, извинившись, куда-то уходит, и я сажусь на ее место. Официантка сообщает, что бармен как раз сейчас готовит по своему особенному рецепту сангрию и нам надо попробовать этот напиток. Мы заказываем две порции.
— Обожаю Гейнсвилл, — произносит Гленн. — Я провел тут семь лет — в другой жизни. Чудный городок. Здесь отличный университет. Кстати, а вы что окончили, Пост? Не могу припомнить.
По-моему, я ничего не говорил Колакурчи об этом.
— Госуниверситет штата Теннесси. Бакалавриат. Помните, была такая популярная песня «Роки Топ»?
На лице моего собеседника появляется легкая гримаса неудовольствия.
— Она не входит в число моих любимых.
— Ну а меня не назовешь фанатом «Флорида гейторс».
— Разумеется, нет.
Мы сумели избежать традиционных фраз о погоде, на которые в южных штатах обычно уходят по меньшей мере первые пять минут любого разговора между мужчинами. Далее темой беседы, как правило, становится футбол — на него тратятся в среднем еще пятнадцать. Я зачастую так стараюсь избежать напрасной потери этого времени, что со стороны, наверное, выгляжу невежливым.
— Давайте не будем обсуждать футбол, Гленн. Мы здесь не для этого.
Официантка приносит два впечатляющих размеров бокала розовой сангрии со льдом.
— Верно, не для этого, — кивает Колакурчи, когда она уходит. — Моя секретарша нашла в Интернете ваше ходатайство и распечатала для меня копию. Сам я не очень дружу с компьютером. Любопытный документ. Все логично, четко аргументировано, весьма убедительно.
— Спасибо. Для этого мы и работаем.
— Этот документ заставил меня задуматься о событиях двадцатилетней давности. После того как был убит Кенни Тафт, ходили кое-какие разговоры насчет того, что в действительности все было не так, как рассказал Фицнер. Было много слухов о том, что Тафту устроили засаду его же сослуживцы, парни Фицнера. Возможно, наш замечательный шериф был замешан в торговле наркотиками, как вы подозреваете. Вероятно, Тафт слишком много знал. Так или иначе, это дело считалось «глухарем» в течение двадцати лет. Ни следа убийц, никаких улик.
Я вежливо киваю, понимая, что это лишь прелюдия, и ловлю губами соломинку в своем стакане. Колакурчи следует моему примеру.
— Напарником Тафта был Брэйс Гилмер, — продолжает он, отпив большой глоток из бокала. — Он отделался легкими ранениями. У него осталась отметина от пули, но в целом Гилмер серьезно не пострадал. Я был знако́м с его матерью, давным-давно защищал ее интересы, когда на нее подали иск в суд. Вскоре после убийства Тафта Гилмер уехал из города и больше в него не возвращался. Однажды я случайно столкнулся с его матерью, и мы приятно пообщались. Тогда она мне сказала — очевидно, это было лет пятнадцать назад, — что в ту злополучную ночь ее сына тоже хотели убить и ему просто повезло. Они с Тафтом были ровесниками, им было по двадцать семь лет, и они ладили между собой. Тафт был единственным чернокожим помощником шерифа, и друзей у него имелось немного. Ему было что-то известно по поводу убийства Руссо, во всяком случае если верить Гилмеру. Вы, кстати, случайно, с ним не говорили?
— Нет, — отвечаю я. — Нам просто не удалось найти его. Обычно Вики может в течение двадцати четырех часов разыскать кого угодно, но напасть на след Брэйса Гилмера мы до сих пор не сумели.
— Я так и думал. Его мать тоже уехала некоторое время назад. Я нашел ее на прошлой неделе в одном доме престарелых неподалеку от Уинтер-Хейвен. Она старше меня, и у нее плохо со здоровьем, но мы недурно поговорили по телефону. Вам следует побеседовать с Гилмером.
— Наверное, — сдержанно соглашаюсь я.
На данный момент Гилмер занимает первую строчку в списке людей, с кем мне необходимо встретиться. Гленн кладет на стол визитную карточку и придвигает ее ко мне. На обратной ее стороне написано: «Брюс Гилмер». И указан адрес в Сан-Вэлли.
— Айдахо? — спрашиваю я.
— Он служил в морской пехоте и там познакомился с девушкой. Его мать думает, что его будет трудновато разговорить. Парня сильно напугали, поэтому он покинул город много лет назад.
— И поменял имя.
— Похоже на то.
— Зачем мать Гилмера дала кому-то его адрес, если он не хочет говорить? — удивляюсь я.
Колакурчи приставляет указательный палец к виску и вращает им, давая понять, что женщина, о которой я спрашиваю, не в своем уме.
— Мне повезло, и я застал ее в хороший для нее день, — смеется он с таким видом, словно ему удалась на редкость остроумная шутка, а затем надолго припадает к соломинке, торчащей из его стакана.
Я отпиваю небольшую порцию из своего. Солидных размеров нос Колакурчи становится красным, глаза слезятся, как часто бывает у людей, привыкших злоупотреблять спиртным. Я тоже начинаю понемногу чувствовать действие алкоголя.
— Так вот, — продолжает он, — несколько недель назад я выпивал с еще одним старикашкой-юристом в Сибруке. Вы его не знаете. Когда-то давно мы с ним были партнерами, но он ушел из компании после того, как его жена умерла и оставила ему кое-какие деньги. Я рассказал ему о встрече с вами, а заодно про ваши предположения, и все такое. И дал прочитать копию вашего ходатайства. Он утверждает, что всегда подозревал, что Фицнер нарочно посадил не того человека, а Кит Руссо слишком много знал об этом, и кто-то решил его убрать. Но, честно говоря, Пост, я лично не помню, чтобы в то время, когда убили Руссо, ходили подобные разговоры.
