Я набираю номер офиса Гилмера и слышу в трубке механический голос автоответчика. И решаю, что подергаю Брюса сегодня и завтра, а затем уеду из города. Вряд ли я вернусь сюда еще раз. Будущие беседы с Гилмером будут происходить по телефону — если они вообще состоятся.
Найдя в Кетчуме библиотеку, я надолго располагаюсь там. У меня с собой целая кипа материалов, в том числе оценка фондом «Блюститель» перспектив нового клиента в Северной Каролине, все это необходимо прочитать. Джоуи Барр уже провел в тюрьме семь лет за изнасилование, которого, как он утверждает, не совершал. Его жертва с ним согласна. Оба под присягой заявили, что все происходило целиком и полностью по взаимному согласию. Джоуи — чернокожий, девушка — белая. Когда им было по семнадцать лет, их застал в постели отец девушки, грубый мужлан. Он заставил ее выдвинуть против парня обвинение в изнасиловании и не позволял дочери отказаться от него, пока жюри присяжных, состоявшее сплошь из белых, не признало Джоуи виновным и он не был осужден. Мать девушки, которая развелась с ее отцом еще раньше и ненавидела бывшего супруга, после того, как Джоуи посадили, пыталась добиться его оправдания. В течение пяти лет мать и дочь старались убедить апелляционные суды и всех, кто готов был их выслушать, что Джоуи невиновен.
Вот такие материалы мне приходится изучать целый день. Уже много лет я не могу позволить себе роскошь дочитать до конца хотя бы одно художественное произведение.
Экспертный совет фонда «Блюститель» считает, что в ближайшее время нам удастся освободить из тюрьмы Дьюка Рассела, а значит, пора взять в разработку какое-то новое дело.
Я по-хозяйски устроился в читальном зале на первом этаже публичной библиотеки города Кетчум, разложив на небольшом столе бумаги. Вокруг царит тишина. Внезапно мой мобильный телефон начинает вибрировать. Брюс закончил работу и хочет со мной поговорить.
Он ведет гольф-кар по асфальтированной дорожке. Мы стремительно огибаем поле. Игроков сегодня много, и это понятно — уж больно хорош солнечный, без единого облачка на небе день. Наконец Гилмер тормозит на возвышении, с которого открывается прекрасный вид на фэрвей — обширный участок площадки с травой средней длины.
— Какая красота, — говорю я, глядя на виднеющиеся вдали горы.
— Вы играете в гольф? — интересуется Гилмер.
— Нет. И никогда не играл. А у вас, полагаю, низкий гандикап.
— Был когда-то, но теперь не особенно. Времени не хватает. На партию уходит четыре часа, и мне бывает трудно выделить столько на гольф. Сегодня утром я поговорил со своим адвокатом. Он вон там, около десятой лунки.
— Что он вам сказал?
— Немногое. Вот условия сделки, Пост. Я не буду рассказывать ничего такого, что могло бы впутать меня в это дело, да и потом, я ничего не знаю. Аффидевит я подписывать не стану и проигнорирую любую повестку. Ни один суд штата Флорида меня не достанет.
— Я ни о чем таком и не прошу.
— Хорошо. Вы сказали, что хотите поговорить о той ночи, когда мы с Кенни Тафтом попали в засаду. Как много вам уже известно?
— У нас есть копия рапорта из полиции штата Флорида. Закон о свободном доступе к информации, сами понимаете. Мы знаем основные факты, в том числе у нас есть ваши показания, которые вы дали следователям.
— Как вы догадываетесь, я рассказал им не все. Пуля задела мое плечо, и до того момента, как со мной собрались поговорить, я успел пролежать в больнице два дня. У меня было время подумать. Видите ли, Пост, я уверен, что это Фицнер устроил на нас засаду и послал туда, чтобы подставить под стволы. Убежден, что главной целью был Кенни, однако прикончить пытались и меня тоже. И прикончили бы, но мне повезло.
— Повезло?
Гилмер нетерпеливо поднимает руку, давая понять, что лучше его не перебивать.
— Мы ехали по узкой дороге, посыпанной гравием, а по обе стороны располагался густой лес. Было три часа ночи, так что темень стояла — хоть глаз выколи. По нам открыли огонь справа, слева и сзади, значит, в деле участвовали сразу несколько вооруженных плохих парней. Черт, как же это было ужасно! Перед тем как началась стрельба, мы ехали и смеялись, ничего особенно не опасаясь. И тут вдруг словно ад разверзся. Заднее стекло мгновенно разлетелось вдребезги, пули прошивали машину со всех сторон и во всех направлениях. Не помню, как и когда я затормозил, но я это сделал, рванул ручник, а затем выскользнул из салона через свою дверцу и нырнул в канаву около дороги. Слышал, как пули дырявят металл в том месте, где только что находился я, и рикошетом разлетаются в разные стороны. Слышал, как вскрикнул Кенни, когда в него попали. Мой табельный револьвер был заряжен, а его курок взведен, но стояла кромешная тьма. Неожиданно пальба прекратилась так же внезапно, как и началась. До меня донесся шорох шагов в кустах. Бандиты не уходили — они подбирались ближе. Я всматривался в темноту, пытаясь различить хоть что-нибудь. Вскоре я разглядел чей-то силуэт и выстрелил. Пуля попала в цель. Как бы давно это ни было, не могу не похвалиться — это был меткий выстрел. Тип, в которого я стрелял, застонал и что-то проорал — и не по-испански, Пост. Нет, сэр. Я знаю, как говорит белая шваль в Сибруке и его окрестностях, и ни с чем этот говор не перепутаю. Тот мерзавец, в кого я попал, вырос не дальше чем в пятидесяти милях от города. У бандитов внезапно возникла проблема — тяжело раненный приятель, а может, и мертвый. Скорее всего, ему нужна была помощь, но к кому эти типы могли обратиться? Впрочем, это была не моя проблема. В общем, нападавшие отступили и бесследно растворились в темноте леса. Я долго, очень долго выжидал, а потом вдруг заметил кровь на своей левой руке. Полежав неподвижно еще какое-то время, может, пять минут, а может, все тридцать, я ползком обогнул машину и нашел Кенни. Вид у него был просто ужасный. Пуля вошла в затылок и, пройдя навылет, снесла половину лица. Не знаю, был ли он жив в тот момент, когда это произошло, но если да, то смерть его была мгновенной. Еще несколько пуль попали Кенни в туловище. Я взял его револьвер, прополз по траншее вперед футов на двадцать и устроился там, откопав себе небольшое углубление. Потом я долго прислушивался, но не улавливал ничего, кроме звуков ночи. Луны не было совсем, вокруг по-прежнему было темным-темно, сплошная чернота. Если верить записям в журнале дежурного, я позвонил в 4.02 утра и сообщил, что мы попали в засаду и что Кенни убит. Фицнер первым появился на месте происшествия, и это было странно. Точно так же он первым примчался в офис Руссо, когда того убили.
— Наверное, он тоже находился в лесу и руководил действиями нападавших, — предположил я.
— Вероятно, вы правы. Меня отвезли в больницу и обработали рану, она оказалась неопасной. Пуля лишь зацепила меня по касательной. Но я попросил, чтобы мне ввели обезболивающие. Я предупредил врачей, что в ближайшие день или два не хочу ни с кем разговаривать, так что меня прикрыли. Когда наконец в палате появился Фицнер с копами из полиции штата, я ничего не рассказал им о том, что стрелял и попал в одного из бандитов и что его родным языком был явно не испанский.
