Вскоре после того, как в то утро я попрощался с Куинси Миллером, двое заключенных напали на него, когда он шел по коридору между мастерской и тренажерным залом. Его несколько раз пырнули заточкой, жестоко избили, используя тупые твердые предметы, и бросили, решив, что он мертв. Вскоре Миллера обнаружил лежащим в луже крови охранник, проходивший мимо. Он позвал на помощь. Куинси погрузили в машину «Скорой помощи» и отправили в ближайшую клинику, а оттуда спешно перевели в благотворительную больницу в Орландо. Обследование показало, что у него проломлен череп. Медики также обнаружили ушиб мозга, сломанную челюсть, раздробленное плечо, перелом ключицы, несколько выбитых зубов и целый ряд других повреждений, а к тому же три глубокие колотые раны. Куинси перелили шесть пинт крови и подсоединили его к аппарату жизнеобеспечения. Когда из тюрьмы наконец позвонили в наш офис в Саванне, представитель администрации сообщил Вики, что Куинси Миллер находится в критическом состоянии и, скорее всего, не выживет.
Вики связалась со мной, когда по окружной дороге я объезжал Джексонвилл, и рассказала о случившемся. Я мгновенно отбросил все мысли, которые мелькали у меня в голове, и, развернувшись, помчался обратно в тюрьму. У Куинси не было семьи в обычном понимании этого слова. Поэтому в тот момент ему больше всего был нужен его адвокат.
Половину своей юридической карьеры я провел в тюрьмах или же околачиваясь поблизости от них. Поэтому привык к жестоким тюремным нравам, но это не сделало меня бесчувственным — слишком уж изобретательны люди, посаженные за решетку, в придумывании все новых способов нанесения физического ущерба друг другу.
Но мне никогда даже в голову не приходило, что кто-то может попытаться развалить дело об освобождении невинно осужденного, убрав руками других заключенных кандидата на отмену приговора и реабилитацию. Блестящий ход!
Если Куинси умрет, нам придется закрыть его дело и заняться другими. Нельзя сказать, что такой вариант действий характерен для политики фонда «Блюститель» — просто прежде мы не сталкивались с подобной ситуацией. Но, если учесть, что количество дел, которые в перспективе могут быть взяты нами в работу, постоянно увеличивается, мы не можем позволить себе попытки оправдать и реабилитировать кого-то из наших клиентов посмертно. Я уверен, что наши враги понимают это, кем бы они ни были. В своих длинных монологах, которые я мысленно произношу, сидя за рулем, я, пожалуй, могу обобщенно именовать этих людей «картелем» или «бандой из Салтильо». Но слово «они» для этого подходит больше.
Итак, они отслеживают наши юридические действия. Вероятно, ходят или ездят за нами, слушают наши разговоры с помощью специальной аппаратуры и залезают в компьютеры. И, конечно, им известно о нашей недавней победе в штате Алабама. Они знают, что в своей деятельности мы добились определенных результатов, умеем постоять за себя в суде, что мы дотошны и настырны. Еще им известно, что Куинси Миллер не убивал Кита Руссо, и они не хотят, чтобы мы докопались до правды. В то же время им ни к чему вступать с нами в открытое противостояние, предпринимать попытки запугать нас, во всяком случае сейчас, поскольку это может послужить доказательством самого факта их существования. Если данный факт станет очевидным, им, наверное, придется совершить еще одно преступление, а этого им хотелось бы избежать. Подозрительный пожар, взрыв бомбы или чья-то смерть от пули могут спутать им карты и навести на их след.
Самый легкий путь остановить наше расследование — просто убрать Куинси Миллера. Для этого нужно лишь заказать нападение на него в тюрьме, где у них имеются приятели или связи с парнями, готовыми все сделать за небольшие деньги или в обмен на какие-то услуги и послабления. В конце концов, убийства в тюрьмах происходят постоянно.
Я редко изучаю записи в тюремном журнале, касающиеся поведения своих подопечных. Поскольку они ни в чем не виноваты, они обычно стараются вести себя примерно, избегают употребления наркотиков и участия в бандах, возникающих среди заключенных. Посещают образовательные курсы, которые доступны им в тюрьме, усердно работают, много читают и помогают другим заключенным. Куинси Миллер окончил среднюю школу в Сибруке в 1978 году, но не мог позволить себе учебу в колледже. Администрация сотни раз поощряла его за хорошее поведение. За ним не числится серьезных нарушений дисциплины. Он помогает заключенным, недавно оказавшимся в тюрьме, не позволить втянуть себя в тюремные разборки. Я просто не представляю, что у Куинси могли быть враги. Он качал мышцы в тренажерном зале, занимался карате и умеет постоять за себя. Вряд ли кто-нибудь сумел бы справиться с ним в одиночку, даже если бы его противник был молодым и сильным мужчиной. Я готов побиться об заклад, что Куинси не сразу уступил свирепому напору нападавших и успел дать сдачи прежде, чем они одержали верх.
Стоя в пробках на улицах Орландо, я в четвертый раз звоню в тюрьму и требую соединить меня с начальником. Разумеется, он мне не отвечает, но я хочу, чтобы начальник знал — я скоро приеду. По дороге я делаю еще примерно дюжину звонков. Вики пытается добыть какую-то информацию в больнице, но ее, увы, мало. Она сообщает мне все, что ей удалось выяснить. Потом я набираю номер Фрэнки и говорю, чтобы он ехал на юг. Вскоре я связываюсь с братом Куинси, Марвисом, — он работает на стройке в Майами и не может отпроситься. Марвис — единственный из родственников, кому не наплевать на Куинси. Он регулярно навещал его в течение всех двадцати трех лет. Марвис потрясен услышанным и хочет знать, кто сотворил такое с Куинси. Ответить ему я не могу.
Мой воротничок священнослужителя обычно хорошо «работает» в лечебных учреждениях, поэтому я надеваю его на больничной стоянке. Отделение реанимации находится на втором этаже. Я проскальзываю туда мимо медсестры, которая слишком занята и не может за всем уследить. На стульях около двери в палату с прозрачными стенами сидят два огромных молодых человека — один белый, другой чернокожий. Это тюремные охранники. Они одеты в безвкусную черно-оранжевую униформу, я видел такую на других сотрудниках Коррекционного института Гарвина. Им скучно, и они явно чувствуют себя не в своей тарелке. Решив быть вежливым, я представляюсь им как адвокат Куинси Миллера.
Как я и ожидал, охранники практически ничего не знают. На месте преступления они не были, жертву увидели только уже в машине «Скорой помощи» после того, как получили приказ поехать с раненым заключенным в больницу и проследить за тем, чтобы он не сбежал.
Куинси Миллер, вне всякого сомнения, сбежать просто не в состоянии. Он привязан к высокой больничной койке в центре палаты. Все его тело опутано трубками, а вокруг громоздятся мониторы и прочее медицинское оборудование. Аппарат искусственной вентиляции легких жужжит, нагнетая кислород в трубку, которую Куинси вставили в горло после трахеотомии. Именно благодаря этой трубке и аппарату ИВЛ Куинси может дышать и остается в живых. Его лицо покрыто толстым слоем бинта, сквозь который тоже продеты какие-то трубки.
Белый охранник сообщает мне, что за последние два часа у Куинси трижды происходила остановка сердца. Все три раза, по словам секьюрити, в палату отовсюду сбегались врачи. Чернокожий охранник подтверждает слова своего коллеги и заявляет, что, по его мнению, пациент все равно умрет, это лишь вопрос времени.
