К полудню я готов был сдаться, плюнуть на все и отправиться искать другую работу. Если три года назад я согласился занять должность в Бюро государственных защитников, то только потому, что не сумел устроиться в частную юридическую фирму. И теперь, после трех лет тяжкого труда в недрах системы уголовного правосудия, я все чаще задавался вопросом, почему мне пришло в голову выбрать для обучения именно юридический факультет. Никак не удавалось вспомнить, что именно подвигло меня на это. Из-за моей работы мне приходилось ежедневно общаться с людьми, к которым вне зала суда я бы и близко не подошел.
О том, чтобы отправиться на ланч, не могло быть и речи — вряд ли у кого-либо из наших сотрудников после случившегося полез бы кусок в горло. Тем пятерым из нас, кого отрядили для работы по делу об убийстве двух подростков, пришлось еще раз встретиться с боссом, посмотреть фотографии с места преступления и ознакомиться с протоколами вскрытия. В общем, если бы я рискнул проглотить хотя бы что-нибудь, содержимое моего желудка сразу оказалось бы на полу.
Я часто спрашивал себя: «Что же, черт возьми, я делаю со своей жизнью?» Будучи адвокатом по уголовным делам, я уже устал слышать один и тот же вопрос: «Как же вы можете защищать человека, если знаете, что он виновен?» Я всегда давал на него стандартный ответ выпускника юридического факультета: «Видите ли, каждый гражданин имеет право на квалифицированную юридическую защиту. Так записано в конституции».
Но с каждым разом подобный ответ мне самому казался все менее и менее убедительным. Я перестал верить в эти слова. Правда заключается в том, что бывают настолько ужасные и жестокие преступления, что, с точки зрения нормального человека, убийца должен быть либо казнен (если этот нормальный человек является сторонником смертной казни), либо помещен в тюрьму пожизненно (если тот, кто высказывает свое мнение, не приемлет смертную казнь в качестве наказания). После совещаний у начальства я уже перестал отчетливо понимать, какие позиции в данном вопросе занимаю сам.
Я отправился в свой кабинет, представлявший собой крохотную каморку, но имевший то преимущество, что в нем была дверь, запиравшаяся на ключ. Из окна взглянул на тротуар внизу и погрузился в мечты, представив, будто покидаю окружающую меня действительность и оказываюсь на экзотическом пляже, где жизнь прекрасна и единственная проблема, которая может возникнуть передо мной, — это как бы раздобыть еще порцию прохладительного напитка. Странно, но Брук в этих моих мечтах не присутствовала. Резкий звонок телефона, стоявшего на столе, заставил меня очнуться.
Похоже, я не просто пребывал в грезах, а галлюцинировал. Почему-то все вокруг замедлилось, словно фильм, прокручиваемый на малой скорости. Я вдруг почувствовал, что мне трудно заставить себя произнести в трубку простое «алло». Звонила женщина, представившаяся репортером. Она хотела задать несколько вопросов по поводу убийства двоих подростков и интересовалась, могу ли я побеседовать с ней на эту тему. Я молча повесил трубку. Прошел час, но за это время, помнится, я не сделал ровным счетом ничего. Чувствовал себя больным и будто оцепенел. Единственным моим желанием было бежать куда-нибудь из здания. В какой-то момент я все же вспомнил, что нужно позвонить Брук и сообщить ей ужасную новость о том, что мне выпало защищать одного из нападавших.
Первое заседание суда должно было состояться в 2 часа дня. Это мероприятие было перенесено из небольшого зала в более просторный, но и он не мог вместить всех желающих поприсутствовать и узнать последние новости о случившемся. Из-за высокого уровня преступности в Мемфисе всегда было много полицейских, и в тот день большинство из них, как мне показалось, находились в здании. Они блокировали все входы и выходы и тщательно обыскивали репортеров и зевак. В зале, отведенном для заседания, полицейские выстроились в две шеренги вдоль центрального прохода и трех стен, обрамлявших подиум.
Двоюродный брат Уилла Фостера работал в мемфисской пожарной команде. Он прибыл с группой коллег, и казалось, что все они готовы в любой момент сорваться и применить насилие. С одной стороны зала, на максимальном удалении от родственников убитых подростков появилось и некоторое количество чернокожих. Повсюду было полно репортеров, но без камер. Немало собралось и юристов, не имевших к делу никакого отношения, — из чистого любопытства.
Через служебный вход я пробрался в зал заседаний жюри присяжных и, приоткрыв дверь в зал суда, окинул взглядом собравшуюся там толпу. В помещении было буквально яблоку негде упасть. Напряжение достигло такой степени, что казалось физически ощутимым.
Сев на свою скамью, судья призвал собравшихся соблюдать тишину и порядок. В зал ввели пятерых подозреваемых, одетых в одинаковые оранжевые комбинезоны и скованных одной цепью. Публика смотрела на них во все глаза. Приглашенные художники принялись набрасывать портреты возможных преступников. Полицейские сформировали дополнительную шеренгу, отделяющую пятерых чернокожих молодых людей от толпы. Адвокаты стояли рядом с подозреваемыми и, опустив головы, разглядывали собственные ботинки.
— Снимите с них кандалы, черт возьми! Снимите кандалы! — раздался чей-то сильный, звучный голос из дальнего от подиума конца зала.
Полицейские засуетились, пытаясь найти того, кто издал эти возгласы, и заставить его замолчать. Пронзительно завопила какая-то женщина, вся в слезах.
Четверо адвокатов поменяли позицию, встав позади своих подзащитных. Я присоединился к ним и расположился за спиной Терренса Латтимора, а затем взглянул на людей, сидевших в зале в первых двух рядах. Они явно были родственниками или друзьями жертв преступления и смотрели на меня с ненавистью.
Итак, меня ненавидел и мой клиент, и близкие убитых. Так какого черта, спрашивается, я здесь делаю?
Судья ударил молоточком по столу и произнес:
— Я намерен обеспечить порядок в этом зале. Это первое судебное заседание по данному делу, целью которого является установить личности подозреваемых и удостовериться, что интересы каждого из них представляет адвокат. Итак, кто здесь мистер Ламар Робинсон?
Один из подозреваемых поднял голову и невнятно пробормотал что-то.
— Сколько вам лет, мистер Робинсон?
— Семнадцать.
— Представлять ваши интересы назначили мисс Джули Шоуолтер из Бюро государственных защитников. Вы с ней уже знакомы?
Джули, моя коллега, сделала шажок вперед и остановилась между Робинсоном и другим подозреваемым. Поскольку все пятеро были скованы вместе, подойти вплотную к своим подзащитным никто из адвокатов просто не имел возможности. Обычно кандалы и цепи в суде снимали, и то, что на сей раз этого не сделали, свидетельствовало о том, как настроен судья.
Робинсон взглянул на Джули, повернув голову вправо, и пожал плечами.
— Вы хотите, чтобы она представляла ваши интересы, мистер Робинсон?
— А можно сделать так, чтобы меня защищал чернокожий адвокат?
— Вы имеете право нанять любого адвоката, который вас устроит. У вас есть деньги, чтобы оплатить услуги частного защитника?
