— Тогда давайте мы сами посмотрим, что там и как, — произношу я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — А вы вдвоем, пока мы с Фрэнки будем осматриваться в доме, побудьте снаружи.
Райли и Уэнделл обмениваются взглядом.
— Это не так просто, мистер Пост, — замечает Райли. — Никто не хочет, чтобы эти двери открылись.
— Никто? Кого вы имеете в виду?
— Родственников, членов семьи, — объясняет Уэнделл. — Некоторые из нас живут здесь, другие разбросаны по всей стране, но никто не желает, чтобы это место тревожили. Вы не знали Виду, но я вам говорю — она все еще здесь, и с ней шутки плохи.
В последней фразе Уэнделла слышится испуг.
— Я уважаю чувства всех этих людей, — говорю я искренним тоном, но это всего лишь слова.
Ветерок, которого секунду назад не было, вдруг шелестит в кроне большой ивы, ее ветви нависают над домом. Словно повинуясь какому-то сигналу, что-то скрипит и скрежещет на крыше с дальней стороны строения, и мои руки мгновенно покрываются мурашками. Вчетвером мы смотрим на дом и все переводим дух.
Я чувствую, что нам с Фрэнки лучше продолжить беседу.
— Послушайте, ребята, все это давняя история. Никто точно не знает, действительно ли Кенни Тафт забрал из хранилища какие-то вещественные доказательства до пожара. А если и забрал, то никому не известно, что он с ними сделал. Коробки могут находиться здесь, на чердаке, но может случиться и так, что они куда-то пропали много лет назад. Вероятно, наши поиски — это потеря времени, но мы изучаем каждый след. Нам просто хочется выяснить, нет ли их в доме, — и мы уедем. Обещаю.
— А если вы что-нибудь найдете? — интересуется Уэнделл.
— Тогда мы вызовем шерифа и доложим ему обо всем. Наверное, нам это поможет. Однако речь не идет о чем-то таком, что представляет ценность для семьи.
Когда имеешь дело с такими небогатыми людьми, как Тафты, мысль, что на чердаке могут быть спрятаны фамильные драгоценности, кажется нелепой. Уэнделл делает шаг назад, в задумчивости обходит машину, прислоняется бедрами к решетке радиатора, чуть присев на капот, сплевывает, а затем скрещивает руки на груди и говорит:
— Я так не думаю.
Райли сообщает:
— Сейчас у Уэнделла больше поддержки среди родственников, чем у меня. Если он говорит «нет», это означает «нет».
Пожимая плечами, я уговариваю:
— Всего час. Дайте нам один час, и вы больше никогда нас не увидите.
Уэнделл качает головой. Райли смотрит на него, а потом обращается к Фрэнки:
— Извините.
Я гляжу на обоих Тафтов с презрением. Судя по всему, они пытаются выжать из меня деньги — что ж, лучше покончить с этим поскорее.
— Ладно, — киваю я. — Послушайте, эта недвижимость оценена округом Руис в тридцать три тысячи долларов. Это примерно сто долларов за каждый день пребывания в доме в течение года. Мы, представители фонда «Блюститель», готовы взять этот дом и прилегающий участок в аренду на один день за двести долларов. С девяти утра до пяти вечера завтрашнего дня, с возможностью продления сделки на один день по той же ставке. Что скажете?
Выслушав меня, Тафты почесывают подбородки.
— Это слишком дешево, — заявляет Уэнделл.
— А как насчет пяти сотен за день? — интересуется Райли. — Думаю, это могло бы решить дело.
— Да ладно вам, Райли. Мы же некоммерческая организация, денег у нас нет. Мы не можем просто вынуть любую сумму из кармана. Три сотни.
— Четыре, и это последнее слово.
— Хорошо. Договорились. По законам штата Флорида любое соглашение, так или иначе связанное с землей, должно быть составлено в письменном виде. Я подготовлю одностраничный контракт об аренде. Давайте встретимся здесь завтра в девять часов утра. Договорились?
Райли, похоже, доволен. Уэнделл в знак согласия едва заметно кивает.
Мы с Фрэнки торопливо покидаем Диллон и по дороге несколько раз громко смеемся по поводу состоявшегося разговора. Фрэнки высаживает меня около моей машины на Мэйн-стрит в Сибруке и едет на восток. Он останавливается в мотеле где-то между Сибруком и Гейнсвиллом, но где именно — это, как всегда, остается не вполне ясным.
Я вхожу в офис юридической фирмы Гленна Колакурчи в начале шестого и слышу, как он кричит на кого-то по телефону за стеной. Появляется Беа, его чудесная секретарша, и посылает мне свою особенную улыбку. Я следую за ней по коридору и вижу Гленна. Он сидит за столом, на котором разбросаны кипы бумаг. Гленн вскакивает, радостно протягивает мне руку и приветствует меня, словно я его блудный сын, вернувшийся домой. Затем смотрит на часы, будто понятия не имеет о том, сколько времени, и произносит:
— Черт бы меня побрал, где-то уже пять часов, да и здесь тоже. И что же мы будем пить?
— Только пиво, — отвечаю я, твердо решив не злоупотреблять гостеприимством Колакурчи.
— Пиво и один двойной, — говорит он, обращаясь к Беа, и та выскальзывает за дверь. — Садитесь, садитесь! — рокочет Гленн, указывая мне на диван.
Опираясь на трость, он подходит к старому, пыльному кожаному креслу и опускается в него. Я устраиваюсь на диване, предварительно отодвинув в сторону лоскутное покрывало. Похоже, Колакурчи спит на этом ложе в дневные часы, с храпом переваривая свой жидкий ланч. Положив обе руки на рукоятку трости и опершись на них подбородком, он лукаво улыбается:
— Не могу поверить, что Фицнер в тюрьме.
— Я тоже. Приятный сюрприз.
— Расскажите мне об этом.
Еще раз напомнив себе, что все, что сообщу Колакурчи, будет повторено где-нибудь в кафе завтра утром, я быстро излагаю сокращенную версию событий. ФБР в результате блестящей работы подцепило на крючок тюремного охранника (без упоминания имени), а также некоего его подельника из тюремной банды. Последовала оперативная проверка кое-кого из наркодельцов, после чего федералы вышли на Фицнера, который попал в ловушку, словно неопытный магазинный вор, и теперь ему светит тридцать лет тюрьмы.
Беа приносит наши напитки. Мы с Колакурчи чокаемся. Жидкость в его стакане коричневого цвета, и льда в ней немного. Он с жадностью причмокивает губами, будто ему перед этим пришлось долго страдать от жажды, и спрашивает:
— Что вас привело в город?
— Мне бы хотелось завтра встретиться с шерифом Уинком Каслом, если только удастся разыскать его. Мы с ним уже говорили о возобновлении расследования. Теперь, когда мы знаем, что Фицнер пытался убить Куинси Миллера, в этом тем более есть смысл. — Такое объяснение моего появления в городе звучит весьма правдоподобно. — И потом, мне любопытно побеседовать с вами. В прошлый раз, когда мы встречались с вами в Гейнсвилле, вам, похоже, доставило удовольствие покопаться в старом деле об убийстве Руссо. У вас есть еще какие-нибудь сведения?
