— Да ладно вам, черт побери, выпейте как следует! Вы можете остаться спать здесь. У меня полно кроватей. Арчи всегда в подобных случаях остается. Кому ночью нужен такой пьяный водитель на дороге?
— Это угроза обществу, — соглашается Арчи.
На десерт Мэй Ли подает блюдо маленьких яичных пирожков — мягких, сладких, с начинкой из смеси желтка и сахара. Для этого этапа трапезы — а она все продолжается и продолжается без всяких пауз — у Арчи, который трещит о необходимости правильного сочетания еды и напитков, приготовлен сотерн. Затем он и Гленн переходят к кофе, главным образом по той причине, что все принесенное Арчи спиртное закончилось, и вскоре на столе появляется хьюмидор с сигарами. Приятели роются в нем, словно двое ребятишек, попавшие в кондитерскую лавку. Я не помню, когда мне в последний раз приходилось курить сигару, зато хорошо запомнил, как я всего несколько раз пыхнул дымом, и мое лицо приняло зеленоватый оттенок. Тем не менее я не собираюсь уклоняться от бросаемого мне жизнью нового вызова, но все же прошу, чтобы мне выбрали что-нибудь помягче. Гленн вручает мне какую-то из разновидностей настоящей кубинской «Коибы». Мы возвращаемся в кресла-качалки, и всю веранду и даже задний двор окутывают клубы синеватого сигарного дыма.
Арчи был одним из немногих местных юристов, кто неплохо уживался с Дианой Руссо, и он говорит о ней. Арчи не подозревал, что она была замешана в убийстве мужа. Я внимательно слушаю, однако не произношу ни слова. Арчи, как и все остальные жители Сибрука, предполагал, что убийство совершил Куинси Миллер, и испытал облегчение после того, как его осудили. Стрелки часов движутся вперед. Беседа замедляется. Гленн и Арчи не могут поверить, что в свое время так сильно ошибались. Не в состоянии они осознать и то, что Брэдли Фицнер находится за решеткой и вряд ли когда-нибудь выйдет оттуда. Это, безусловно, приятно. Однако Куинси Миллер все еще остается осужденным за убийство, и для того, чтобы освободить его из тюрьмы, нам предстоит пройти долгий путь.
Когда я в последний раз бросаю взгляд на часы, уже почти полночь. Но я не двигаюсь с места до тех пор, пока из кресел-качалок не встают Гленн и Арчи. Они, по крайней мере, на двадцать пять лет старше меня и имеют гораздо больший опыт в том, что касается обильного употребления спиртного. Сам я держусь до того момента, когда Арчи переходит на бренди, и тоже выпиваю рюмочку. К счастью, Гленн наконец засыпает, испуская громкий храп. Затем и я начинаю клевать носом.
Глава 42
Разумеется, на следующий день погода резко портится. На севере штата Флорида дождя не было недели две, так что многие поговаривают о засухе. Но утро оказывается ветреным, а небо так затянуто тучами, что, когда мы проезжаем через Диллон, на улице почти темно. Фрэнки, сидящий за рулем, поглядывает на меня и, конечно, замечает, что я стискиваю зубы и с трудом сглатываю.
— Вы уверены, что в порядке, босс? — спрашивает он по меньшей мере в третий раз.
— Ты на что намекаешь, Фрэнки? — огрызаюсь я. — Я уже исповедовался. Да, у меня была длинная ночь, я слишком много ел и выпил, выкурил дрянную сигару и спал мертвецким сном на крыльце чужого дома, а в три часа утра огромный кот прыгнул мне на грудь и напугал до смерти. Откуда я мог знать, что это его кресло-качалка? После этого уже никто больше не смог заснуть. Да, теперь в голове у меня туман, глаза слезятся, весь я покрыт кошачьей шерстью и чувствую себя больным.
— Вас тошнит?
— Пока нет. Когда начнет, я дам тебе знать. А как ты? Взволнован тем, что будешь обыскивать дом с привидениями, про́клятый африканской колдуньей?
— Жду не дождусь.
Фрэнки трогает свой «Глок» и усмехается — мое состояние, близкое к агонии, забавляет его.
Райли и Уэнделл дожидаются нас около дома. Завывает ветер, и скоро начнется дождь. Я вручаю обоим по экземпляру арендного договора и быстро перечисляю основные его условия. Райли и Уэнделла больше интересуют деньги, поэтому я передаю им чек, который может обналичить любой из них — он выписан с доверительного счета юридической фирмы Колакурчи.
— А как насчет наличных? — хмуро интересуется Уэнделл, разглядывая чек.
Я тоже свожу брови к переносице и, придав себе максимально официальный вид — я ведь как-никак юрист, — отвечаю:
— Я не могу оплачивать наличными сделку, связанную с недвижимостью.
Кстати, я вовсе не уверен, что это правило действует в штате Флорида, но стараюсь создать впечатление, будто моими устами говорит представитель власти.
Фрэнки достает из кузова своего пикапа восьмифутовую складную стремянку и сверкающий новенький ломик-фомку, купленный накануне. Я держу в руках два фонарика и банку с репеллентом от насекомых. Мы пробираемся через сорняки к останкам главного крыльца и оглядываем дом снаружи. Уэнделл, указывая вверх пальцем, поясняет:
— На первом этаже две комнаты, кабинет и одна из спален. Над ними, на втором, еще две спальни. Лестница справа, вход на нее из кабинета. Над вторым этажом, наверное, вы найдете чердак, а может, и не найдете. Я там никогда не был, и меня туда не тянуло. Я про это место даже не спрашивал. В задней части дома расположена пристройка, она, понятно, появилась позднее, чем основная часть. Вот здесь кухня и ванная комната, над ними ничего нет. В общем, все это в вашем распоряжении, так что вперед, парни.
Я твердо настроен не показывать, что мне не очень хочется проникать в дом и обшаривать его изнутри. Поэтому я начинаю опрыскивать свои руки и ноги репеллентом. По моим предположениям, строение буквально кишит клещами, пауками и какими-нибудь еще мерзкими маленькими жучками. Я передаю банку Фрэнки, и он тоже обрабатывает себя из нее с помощью пульверизатора. Чтобы освободить руки, Фрэнки прислоняет стремянку к стене дома около входной двери. Мы не уверены, что она нам потребуется.
С неохотой, которая кажется несколько искусственной, но вполне может быть и неподдельной, Райли шагает вперед и вставляет ключ в тяжелый замок. Щелкает пружина, и замок открывается. Райли быстро пятится. Оба Тафта готовы броситься наутек. Недалеко от нас ударяет молния, и мы вздрагиваем. Изображая храбреца, я ногой ударяю во входную дверь, и она со скрипом распахивается. Затаив дыхание, мы ждем несколько секунд и испытываем облегчение, когда ничего зловещего не происходит. Я поворачиваюсь к Райли и Уэнделлу и говорю:
— Я выйду к вам через минуту, парни.
Внезапно дверь с громким треском захлопывается.
— О черт! — вскрикивает Фрэнки.
У меня на мгновение душа уходит в пятки. Оба Тафта, вытаращив глаза и разинув рты, пятятся. Я издаю фальшивый смешок, словно хочу сказать: «Да ладно, все это просто забавно». Затем делаю шаг вперед и снова открываю дверь.
Мы ждем, но на сей раз ничего не происходит. Дверь больше не закрывается сама собой. Я включаю свой фонарик, Фрэнки делает то же самое. Фонарик он держит в левой руке, ломик — в правой, а «Глок» — в кармане на бедре. Одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы понять, что Фрэнки испытывает ужас. И это человек, который провел в тюрьме четырнадцать лет и выжил! Я открываю дверь еще шире, и мы с Фрэнки шагаем внутрь. Вида умерла тринадцать лет назад, и дом, вероятно, все это время был закрыт для доступа, но кто-то все равно вынес из него бо́льшую часть мебели. В доме витает некий запах, не то чтобы очень уж неприятный, но сильный и какой-то затхлый. Деревянные полы покрыты плесенью и гнилью, я буквально чувствую, как вместе с воздухом вдыхаю смертоносные бактерии.
