— Нет, нет, Райли, я бы не стал его сжигать.
Райли Тафт снова изрыгает поток брани. Фрэнки отнимает телефон от уха и перестает его слушать. Лишь время от времени он, приблизив к губам микрофон, вставляет в льющуюся из телефона лавину ругательств:
— Нет, Райли, послушайте, не надо его жечь.
Когда разговор наконец заканчивается, Фрэнки почти не сомневается, что в ближайшем будущем владельцы дома с привидениями превратят его в угольки.
Глава 45
В одиннадцать часов доктор Бендершмидт, закончив лекции, должен вернуться в свой кабинет. Именно там мы с Фрэнки, напившись кофе, его и ждем. Он входит с широкой улыбкой на лице и восклицает:
— Вы победили!
После этого падает в свое кресло и, теребя галстук-бабочку, с радостью сообщает нам чудесные новости.
— Образцы не совпадают. На фонарике вообще не человеческая кровь. Да, на рубашке Руссо человеческой крови много, она первой группы, как у пятидесяти процентов из нас, но это все, что мы можем сказать. Как я уже говорил, здесь у нас не лаборатория для проведения ДНК-тестов, а вам они и не нужны. Кровь на фонарике принадлежит какому-то животному, вероятно, кролику или другому небольшому млекопитающему. В своем докладе я все изложу как ученый, используя научные термины, но не сейчас. А теперь я тороплюсь, потому что не спал целую ночь, занимаясь исследованием образцов. Мне нужно успеть на двухчасовой рейс. Вы, похоже, не удивлены, Пост.
— Не удивлен. Я просто испытываю облегчение, потому что узнал правду.
— Миллер выйдет на свободу, верно?
— Все не так просто. Вы ведь знаете наши порядки. Чтобы добиться его освобождения из тюрьмы, нам придется выдержать несколько месяцев жестоких и кровопролитных схваток в суде. Но мы победим — благодаря вам.
— Самую тяжелую и неблагодарную работу проделали вы, Пост. Я всего лишь ученый.
— А что с отпечатком большого пальца?
— Хорошая новость заключается в том, что он принадлежит не Куинси Миллеру. Плохая — в том, что и не Фицнеру тоже. Кому — пока неизвестно, но криминалистическая лаборатория штата Флорида все еще продолжает копать. Вчера вечером они пробили отпечаток по своим базам, однако результата не получили. Это означает, что пальчиков человека, который брал батарейку в руки, в архивах нет. Им мог быть кто угодно — жена Фицнера, его домработница, кто-либо из сотрудников. В общем, тот, о ком вы никогда не слышали и кого не найдете.
— Но это ведь не важно, верно? — вмешивается в разговор Фрэнки. — Если фонарика на месте преступления не было, значит, настоящий убийца им не пользовался.
— Да, — кивает Бендершмидт. — Итак, что же произошло? Я подозреваю, что Фицнер убил кролика, взял у него какое-то количество крови и побрызгал ею на фонарик. Я бы на его месте купил в аптеке большой шприц и из него полил бы кровью линзу фонарика с расстояния в пять футов. Брызги прекрасно распределились бы. Фицнер дал крови высохнуть, потом взял фонарик рукой в перчатке, сунул его в карман, получил ордер на обыск машины Куинси Миллера и подбросил фонарик в багажник. Он слышал про Пола Норвуда, знал, что он за эксперт, и потому проследил, чтобы прокурор привлек к процессу именно его. За гонорар Норвуд был готов сказать все, что угодно. Он приехал в город, имея объемное резюме и внушительный послужной список, и убедил, скажем так, простодушных присяжных — в основном, насколько я помню, белых, — что убийство совершил ваш нынешний клиент.
— В составе жюри было одиннадцать белых и один чернокожий, — уточняю я.
— Сенсационное убийство, жажда справедливости, исключительно удобный подозреваемый с мотивом — вашего клиента подставили изобретательно и виртуозно. Куинси Миллер чудом избежал смертного приговора и получил пожизненный срок. Двадцать три года спустя вы, Пост, докопались до правды. Вы заслуживаете медали!
— Спасибо, но мы работаем не ради медалей. Для нас награда — это когда наш клиент выходит на свободу.
— Мне было по-настоящему приятно сотрудничать с вами. Дело просто фантастическое. Если я вам еще понадоблюсь, всегда буду рад помочь.
Уезжая из Ричмонда, я звоню своей любимой медсестре, и она передает трубку Куинси. Стараясь говорить просто и понятно, я объясняю ему, что теперь у нас есть весомые улики, благодаря которым он в один прекрасный день выйдет на свободу. При этом стараюсь сделать так, чтобы у моего клиента не возникло надежд на быстрое решение вопроса, и предупреждаю, что в ближайшие несколько месяцев, чтобы добиться его освобождения, придется совершить много разных юридических маневров. Куинси рад, благодарен мне, однако реагирует на мои слова вяло.
Нападение на него было совершено тринадцать недель назад, и его состояние улучшается с каждым днем. Куинси все больше понимает из того, что ему говорят, быстрее вспоминает нужные слова, а его лексикон становится богаче. Серьезная проблема заключается в том, что реабилитация должна проходить как можно более медленно. Ведь для Куинси восстановление здоровья и выписка означают возвращение в тюрьму. Много раз я пытался донести до медиков, что исключительно важно, чтобы они не торопились. Но пациенту хочется, чтобы процесс выздоровления шел как можно скорее, он устал от больницы, от бесконечных операций, игл и трубок. Ему хочется побыстрее встать на ноги и бежать от всего этого.
Пока Фрэнки гонит машину на юг, я подолгу разговариваю по телефону с Мэйзи, Сьюзен Эшли и Биллом Кэнноном. Идей у всех накопилось так много, что Мэйзи организует часовую телефонную конференцию, во время которой вся наша команда предпринимает мозговой штурм. Именно Мэйзи высказывает самое блестящее на данный момент предложение — использовать трюк, над которым она последнее время размышляла. Согласно законам штата Флорида ходатайства об отмене приговора и досрочном освобождении должны подаваться в том округе, где находится тюрьма, в которой содержится заключенный. По этой причине старый судья Планк буквально тонет в бумагах — ведь Коррекционный институт Гарвина расположен совсем рядом с его офисом, в захолустном округе Пойнтсетт. Он слишком загружен рутинной работой, чтобы испытывать к кому-либо сочувствие, и не заметит новых улик, даже если они будут очевидными.
Однако сейчас Куинси Миллер формально не является заключенным Гарвина. Он лежит в больнице в центре Орландо — главного города округа Ориндж, население которого составляет полтора миллиона человек и в котором расположены офисы сорока трех окружных судей. Если мы подадим новое ходатайство в округе Ориндж, штат может выдвинуть свои возражения на том основании, что мы просто занимаемся подбором наиболее подходящей для нас судебной инстанции. Но, в конце концов, попытавшись это сделать, мы в любом случае ничего не потеряем. Если нам повезет и у нас все получится, мы представим новые улики другому судье, работающему в крупном городе и обладающему достаточно широким кругозором. Если же этот фокус у нас не пройдет, мы снова отправимся к старине Планку и еще раз попытаем счастья в его суде. Но прежде всего отзовем апелляцию на решение Планка об отклонении нашего первого ходатайства. Она все еще так и не была рассмотрена и уже три месяца лежит где-то в Верховном суде штата Флорида в Таллахасси.
