Во-первых, это роль веча в указанных событиях. Оно здесь выступило на первый план. Изгнание Изяслава и вокняжение Всеслава — факт доселе беспрецедентный. Вплоть до указанного времени нам не известно ни одного факта посажения на стол князя вечевым решением. Следует согласиться с мнением И.Я. Фроянова, считающего, что «…киевская община выступает в сентябрьских событиях 1068 г. в качестве самостоятельной, вполне независимой от князя организации. Оно принимает решение о новой битве с половцами, изгоняет неудачливого князя и сажает на стол нового правителя»
[600].
Конечно, княжеская власть в лице Изяслава не собиралась сдавать свои позиции без боя. После своего возвращения при поддержке поляков Изяслав устроил расправу над инициаторами освобождения Всеслава и «възгна торг на гору». Эта акция расценивается исследователями по-разному. М.С. Грушевский одним из первых высказал предположение, что перенос торга преследовал цель поставить народные собрания под контроль княжеской власти
[601]. Эта мысль в той или иной форме воспроизводилась в работах отечественных историков советского периода, рассматривавших перенос торга как не только репрессивную, но и своеобразную ограничительную меру, направленную против активности киевского веча
[602].
А.А. Зимин предложил более оригинальную точку зрения. По его мнению, перенос торга «на Гору», то есть к княжеской резиденции, преследовал задачи не ограничения политической активности свободного киевского населения, а, наоборот, распространения на них своего покровительства
[603]. Почти двадцать лет спустя И.Я. Фроянов выдвинет схожую идею: по его мнению, «…главное в переносе киевского торга заключалось, на наш взгляд, не в перемещении собственно торжища, а в переводе веча поближе к Св. Софии и княжеской резиденции — сакрально значимым местам города. Вече как бы вводилось в круг высших институтов, направлявших течение общественной жизни»
[604].
Позже, в середине 2000-х гг., П.В. Лукин, опираясь на работу польского историка Я. Банашкевича о вечевых традициях балтийских славян, выступил с утверждением, что древнерусский торг, как и его западнославянские и балтийские аналоги, являлся местом санкционированных общественных контактов, в том числе и вечевых собраний. Следовательно, по мнению исследователя, акция Изяслава преследовала цель ликвидации самой инфраструктуры рыночных собраний
[605]. С этой аргументацией отчасти согласился и В.В. Пузанов, указав на то, что действия Изяслава Ярославича — как репрессии против сторонников Всеслава, так и перенос торга — деморализовали киевскую общину
[606].
В любом случае факт остается фактом: до событий конца XI в., связанных с ослеплением Василька, об активности киевлян на страницах летописи практически нет упоминаний. Следовательно, определенное снижение политической активности «киян» имело место.
Рассматривать же перенос Изяславом торга как уступку со стороны князя, приближение веча к княжеской резиденции
[607] для второй половины XI в., на мой взгляд, несколько преждевременно. Ниже я постараюсь объяснить свою позицию.
Необходимо начать с того, что отождествление княжеского двора с территориями близ Софийского храма представляет собой одно из значительных историографических заблуждений второй половины XX в. Чтобы не быть голословным в этом утверждении, постараюсь более подробно аргументировать свою точку зрения.
По вопросу о локализации княжеского двора в литературе нет единого мнения. Начиная с М.Ф. Берлинского
[608], «княж двор» локализовали в пределах «города Владимира». Эту точку зрения разделяли Н.В. Закревский, Н.И. Петров, B.А. Богусевич, М.К. Каргер, П.П. Толочко и С.Р. Килиевич
[609]. Иная точка зрения восходит к мнению Н.А. Максимовича, размещавшего «княж двор» у стен Софии
[610]. Сторонниками данного подхода являлись И.Е. Забелин, Н.И. Кондаков, А.В. Прахов, а в настоящее время — C.А. Высоцкий
[611]. Как же соотносятся эти предположения с показаниями источников?
