– Давайте-ка поторопимся, – Клайд, собрав оружие стражи, скрутив как вязанку хвороста, чьим-то поясом, кинул Хорне ключи и, неожиданно, криво усмехнулся с полупоклоном. – Выпускайте остатки экипажа, шкипер. Клятву верности примете на борту.
Хорне отпер сивого Баклберри, выпустил бывшего гребца Марка и остановился у клетки лиможанца. Тот, прислонившись к прутьям, приводил себя в порядок, вычищая довольно потрепанные сапоги соломой. Глядя на Хорне, держащего ключи, он выпрямился:
– Уважаемый сьер, соблаговолите уже меня выпустить. Право слово, встанем в первом порту и я заплачу, если уж не хотите брать меня из чувства благородства.
– Чем заплатишь, голодранец? – пропыхтел Роди, катящий бочонок воды и косящийся на него с легким презрением.
– Золотом, мой островной недоброжелатель. В отличие от вас, умеющих лишь играть в кости, на моей родине уважают благородную игру в карты. А мне, как видите, сохранили последнюю фамильную драгоценность!
И, впрямь, в ухе искрилась серьга, золотая и с виноградом мелких звездочек.
– А вчера ее не было, точно. Сохранили, куда там… – Донер ухмыльнулся, – даже не хочу знать, где этот проходимец ее прятал.
Хорне отпер замок. Уперся тесаком в… в общем, уперся так, что лиможанец даже отступил назад.
– Сьер капитан, достойно ли мужа останавливать ослабевшего пленника таким образом?
Хорне покосился на тесак:
– Выкинешь коленце – отправлю к кракену. В порту ты заплатишь, если будет нужно, за язык я тебя не тянул, а на севере привыкли исполнять сказанное и следить за чем-то обещанным. Но играть ты пойдешь не один.
– Как скажете, сьер. – Лиможанец, дождавшись как тесак прыгнул в ножны, наклонил голову. – Форнуа Рен де Ту, к вашим услугам, капитан.
Почему-то Хорне упорно казалось, что никаким «де» этот самый Форнуа не являлся. Но не оставлять же его здесь?
Прибежал брат Донер, Дамер, снимавший нагрудники у входа. Прибежал с очень озабоченным лицом.
– Что?
– Там ломают двери. Рубят, если уж точнее.
Хорне кивнул, сунулся к спуску в грот:
– Донер, что с судном?
– Есть. – донеслось снизу. – Без течи, все сухо и недавно смолили. Такелаж в порядке, держится за концы у пирса, даже с якоря сниматься не нужно. Оно отсюда выходит с отливом, а он скоро, шкипер. Надо торопиться.
– Там есть солонина? – Хорне обернулся к Хорьку, все также ворчащему и стоящему у стены.
– Есть. – Тот, совершенно незаметно, уже успел просмотреть все в небольшой караулке и кладовой. – Бочонок солонины, пять колбас с кровью, ими, надо полагать, били тут бедолаг вместо палок, два круга сыра. Вернее, один, такой, знаешь – топором не разрубишь и воняет куда там чулкам, носимым две недели, а вот второй свежий, его грызли не то стража, не то мыши. В мешке есть зерно, без мышиного говна и трухи. Кувшин винного уксуса, пять ковриг хлеба… без плесени… потому как если в каждой сделать дырку, можно носить как шлем, не сразу расколешь. Две фляги с маслом и бочонок с топленым жиром. Все.
– Ты будешь хорошим квартирмейстером. – Хорне кивнул. – Проследи, чтобы все доставили на борт и ничего не забыли. Эй, сьер!
Форнуа, совершенно благородно показавшийся из кладовки с мешком и колбасами, висевшими на шее, изобразил поклон.
– Передай провиант квартирмейстеру, а сам возьми одну из фляг с маслом и запали эту дыру с того конца.
– Тебе не кажется, – Хорек засопел, встав, – что я тебе особо не подчиняюсь, а, малыш?!
– Назови меня малышом на борту и окажешься на рее. – Хорне сплюнул, не затерев. – Хочешь оспорить мое право капитана?
Хорек сопел, но молчал. Хорне вдруг вспомнил:
– Сьер!
– Да, капитан?
– Там в клетке дурак какой-то, выгони его в грот, не спали вместе с ним.
Хорне вернулся к Хорьку:
– В море я главный. – Хорне подошел ближе. – Захочешь сойти, сойдешь и делай что хочешь. Пока ты на судне или готовишься к отходу – я капитан, я кесарь, Бог и даже хозяин преисподней. Ты квартирмейстер?
Хорек кивнул.
– Хорошо. Если кто-то из команды решит красть провиант, сливать воду вместо положенной порции или портить такелаж себе на обмотки – скажешь мне. Проследи за погрузкой, квартирмейстер, нам пора выходить.
Хорне, стащив шлем, наподдал по тому ногой. Эта железная шапка на голове достала, совершенно ни разу не оказавшись нужной. В море она так вообще…
Хорек подобрал шлем и всучил последнему выходящему, Дамеру, тащившему оставленные щиты. И, захватив найденный масляный фонарь, удалился.
– Хозяйственный у меня квартирмейстер, – буркнул Хорне и посмотрел в дальний конец тюрьмы. – И вот, тоже, явно талантливый человек.
Сьер Форнуа, гордо идущий к выходу в грот и пинками гонящий перед собой бормоталу, постарался на славу. Треть темницы уже полыхала, потрескивая балками перекрытия и вспыхивая соломой, разлетавшейся форменным фейерверком. Остальная часть начала ощутимо нагреваться от разрастающегося жара.
– Эй, дурак! – Хорне взял бормоталу за шкирку. – Не ходи обратно, когда оставим тебя в гроте. Понял?
Тот съежился и продолжил бубнить свою ахинею.
Двое деловитых братьев рубили днища паре суденышек помельче, не желая оставлять хотя бы какого-то преимущества преследователям. Хорне и так не считал, что кто-то пойдет за ними по пятам, но мало ли… Так что действия Донера с родственникам одобрил.
Кораблик им достался неплохой. Абиссцы море любили, как и все северяне, да даже и больше. Штурвал пришел в Стреендам от них, и это корытце, несмотря на неказистость, казалось весьма мореходным. Судно, больше всего смахивающее на увеличенный люгер, вместо рулевого колеса имело правило. Сивый Баклберри уже примерялся к нему, лапая умело и чем-то недовольный.
Хорне поднялся по сходне, оглядываясь.
Да, строить абиссцы умели, ничего не скажешь и ничем не попеняешь. Блоддеров хвост, они умудрились даже сделать самый настоящий кубрик, пусть и упирающийся в трюм. Вряд ли там поместится что-то серьезное, но Хорне был готов спорить, что суденышко вполне могло бы перевезти даже десяток тяжелых латников с конями. Ну, пусть и потеснив экипаж.
Клайд, Роди и Марк, под командованием Донера, ставили фок-мачту, ждавшую наготове, только распусти концы и расправь паруса. Хорек ворочался с бочками внизу, ругаясь и, как ни странно, приноравливаясь к хозяйству.
Хорне прошелся к корме, встал на юте, рядом с Баклберри.
– Сможем пройти в море – дотянем до дома, шкипер. – сказал рулевой, поглаживая и плавно выструганное дерево. – Годный кораблик, сам не поверил, как встал здесь. И чуете – море дышит? А он так и хочет в него выйти.
– Наш рулевой явно поэт в глубине своей суровой души, – сьер Форнуа оглядывал судно с заметным любопытством. – А…
