– Пойдем выпьем, шкипер. – Мар-витт повернулась, блеснув золотом пояска, перехватывавшего крепкую талию не очень молодой женщины. – Здесь есть и хорошее пойло.
Хорне даже не сомневался. Таких островов с одинокой горой, закрывающей треть неба, в море немного. Один, известный всем мареманнам, тот самый, куда мало кто из них хотел бы попасть даже по приглашению Морского короля. У него не имелось имени, остров не значился на картах, да и как, если тот возникал где угодно?
Чтобы тебе в тумане гора не встретилась. Эти слова не говорили, шептали под нос или даже вообще про себя. Живому попасть на остров – верная смерть, если попал во сне, то шанс еще есть. Хорне свой упустить не желал, но и бежать не собирался. На остров просто так никто не попадает, только за настоящие поступки, такие, что просто не искупишь. За ним уже есть чужая кровь, может, этого вдруг хватило?
Мар-витт шла впереди, покачивая тяжелыми бедрами, босиком, спокойно перешагивая через шипящих змей, битые раковины, осколки стекла, морских скорпионов и обгрызанные острые доски. Впереди, раскрываясь все больше, гудел самый недоступный порт из всех, имевшихся в десяти морях.
Корабли, стоявшие у причалов, уже не разглядеть. Рыжие бочки светильников горели несгорающими дровами, рыже-багровые отсветы прыгали по смоленым бортам, по вантам и убранным парусам. Где-то корабли стояли с экипажами, чего-то ждущими, где-то наполовину погрузились в воду, блестевшую даже на верхней палубе. Один, ярко подсвеченный огнями Эльма, переливался разноцветными стеклами большой надстройки на корме и чуть меньше на носу. У мачт, притянутые спущенным тапенантом, обвисали обнаженные тела. По ним гуляли плети-кошки, сдирая кожу и оставляя рваные темные следы, тут же обрастающие бахромой побежавшей крови. Били женщины, смуглые, блестящие от пота, в одних юбках из кожаных лент и татуировке, покрывающей ведьм от пяток и до лица.
– Тебе нужно побывать с женщиной, – сказала спутница, – вижу по глазам и чую по запаху. Этих шлюх, орущих под плетьми, тебе не надо. Каждая умудрилась, зарабатывая заразить кучу моряков дурной болезнью, подставить половину постоянных клиентов под ножи портовой рвани, выбросить новорожденного за причал или что-то хуже. Они получают по заслугам.
– А мужчины?
– Тут тоже все ясно, – мар-витт пожала плечами, – они награждали своих бедных жен болезнями от этих шлюх, которым и делали детишек, потом улетающих в воду, резали более удачливых товарищей и теперь получают по заслугам.
– Морской король справедлив, – согласился Хорне, – все знают.
Из-за борта поднялся серпент, ухватив зубищами какую-то почти девчонку за бедра. Поднял вверх, подкинул, мотнув ее большую грудь и раскусил пополам.
– Куда как справедлив. – Морская ведьма усмехнулась. – А с вами, солеными псами, можно как-то иначе? Дай вам волю, вы перережете всех рыбаков, торгашей и таких же, только чуть слабее, товарищей, трахнете даже последних водяных дев и отправитесь за добавкой.
– Никто же не видел этого и не знает. – засомневался Хорне. – Никто и не поймет.
– Кто сказал, шкипер, что Морскому королю нужно предупреждать больше, чем сказано в законе моря? Вам же все дали давно, только пользуйтесь и оставайтесь человечными. – Мар-витт хмыкнула. – Ну, а тем, кто считает человечность и правила дуростью – потом самая дорога к нам сюда.
Сюда… в вечность, скрученную воедино в одном единственном порту широкой бухты, готовой принять сколько угодно кораблей и экипажей.
Женщина, кричавшая от удовольствия, пока Хорне качался в ялике, закричала снова. И даже сильнее, откуда-то со второго этажа большой таверны, куда шла мар-витт. Только теперь к радостному оханью добавилось немного страха и боли.
– У нас находят приют разные моряки. – Мар-витт усмехнулась, слыша, как оханье наверху потихоньоку перерастает в самые настоящие стоны с начинавшимся воплем. – И не обязательно, что они просто люди. Маркитантка очень любила свое тело и радости, что оно дарило. Служила в морской пехоте номеда, таскалась повсюду за солдатами. Как-то раз наслаждалась компанией сержанта, снова и снова, а ее дочка, только-только начавшая ползать, выбралась из люльки и выпала в окно. Прямо на построившихся новобранцев. Те учились работать короткими копьями. Но как можно отказать ей в таком понятном удовольствии, особенно, когда на стоянку заходят не-люди, верно, шкипер?
Внутри оказалось светло, пусть и подвешенные к потолку корабельные фонари полыхали странно-светлой зеленью. Мар-витт села на высокий стул у стойки, протянула руку и получила от густо-черного трактирщика пузатую глиняную бутыль и две кружки. Налила себе и Хорне, кинула кружку по стойке, гладкой и блестящей от многолетнего жира и отполированную тысячью опрокинутых стаканов, стопок, ковшей и кружек.
– Зачем я тут? – спросил Хорне, покрутив пойло в пальцах.
«Не смей пить! – рявкнул дед. – Только если эта сука даст слово!»
Прорези маски закрывали тонкие рубиновые пластинки, блеснувшие в такт ее смеху. Мар-витт заливалась, стуча кружкой и расплескивая густо пахнущий выдержанный ром. Смотрела на Хорне и смеялась сильнее, не останавливаясь. Тяжелая бледная грудь подпрыгивала в вырезе, заставляя смотреть на нее помимо воли.
– Говорила же, шкипер, тебе нужна женщина. – Ведьма вдруг замолчала, тяжело уставившись на него. – Но не я. Даю слово, что можешь просто пить и не бояться остаться тут. Тебе еще слишком рано. А старый хрыч, когда перестанет цепляться за свой куколь, пока еще держащий проклятую душу твоего деда, встретится со мной в первую очередь.
Это сон, глупый и злой, подумалось Хорне, и он отхлебнул. Ром прокатился жгуче-сладко, ласково улегшись внутри. Голова встретила неожиданный удар, Хорне даже пришлось вцепиться в стойку. Корчмарь, поблескивая своей чернотой, понятливо усмехнулся и подлил сам, взяв бутыль.
– Знатное пойло, говорю же тебе! – мар-витт выпила свое вмах, налила себе и протянула левую руку, разжав ладонь. – Ты играешь, шкипер?
Бледно-зеленые кости с выжженными зернами темнели на совсем белой ладони. Хорне, уставившись на них, выпил кружку до дна. Такое случается нечасто, но он слышал, как травили байки моряки в портовых тавернах.
Его встретила не просто давно умершая морская ведьма. Его встретила хозяйка пучины, одна из первых мар-витт, приходящая за мареманнами в битву, шторма и треск кораблей, севших на рифы. Говорили, что та любила играть с моряками в кости, предлагая три партии. И выигравшим выпадала редкая удача, а вот проигравшим…
За соседними столами резались в карты, в ту же самую зернь, ставя на кон кто темные старые монеты, кто горстку самоцветов, а кто странное подрагивающее и светящееся, выдрав то из собственной груди. Густо пахло вином, ромом, бренди и джином, перемешиваясь с чем-то жгучим и знакомым запахом обильно пролитой крови.
На одном, раздетая до нижней юбки, вытанцовывала самая настоящая кочевая альва, невесть как затесавшаяся в компанию проклятых и умерших моряков. Тонкое и смуглое тело блестело в зелени свечей, темнели крохотные кружки сосков, торчавших остро, как наконечники стрел. Хорне, стараясь не думать о предложении, откровенно таращился на нее, мокрую от пота и извивавшуюся змеей. Моряки, застывше смотрящие туда же, не отводили глаз от быстро сокращавшихся мускулов под тонкой кожей.
