Папагал, нахохлившийся на рулевом колесе, скрежетнул, когда они вышли. Баклберри, косившийся на него так же часто, как на компас, с облегчением вздохнул:
– Шкипер, птичка с вами ведь, да?
– Почему так думаешь?
– Да уж больно наглая, да еще и говорит. Этот, помощник мой, сунулся его прогнать, так тот его так послал по матушке, что и рука у паренька не поднялась. Может, и в штанишки наделал.
– Кхо! – Нефер мотнула головой на плечо, папагал тут же оказался там. Пролетая, хлестанул хвостовыми синими прямо по лицу Хорне. Но тот в долгу не остался, плюнув на приличия и ухватив одно из перьев зубами. Папагал заорал от наглости и почти ринулся в бой. Но Нефер его поймала.
– Не зли его, мой волк. – Нефер улыбнулась так открыто, что даже Баклберри явно расхотел ворчать. – Кхо едва не погиб в храме Олло, потому и такой яростный при виде моряков.
Она что-то прошептала, прижавшись к птице и тот, недовольно скрипя, убрался на ванты. А Нефер… А Нефер принялась колдовать.
Белый тонкостенный череп от неведо-огромный птицы. Густая синяя краска, кажущаяся в свете фонаря черной, ложилась на него витым тонким узором. Нефер писала каждую загогулину тонкой кисточкой, из гнутого, с пятью фалангами, костяного пальца с пучком светлых человеческих волос на конце. Она что-то шептала под нос и от почти неслышных слов воздух дрожал маревом, как в полуденный зной.
Клочок ткани, яркой, как почти все в Мбойе, с бурым кровяным пятном посередке, Нефер вложила в полуоткрытый клюв. Дунула, выдохнув короткое слово. Баклберри крякнул, белея и стараясь чуть-чуть отодвинуться. Хорне, слыша, как папагал на вантах снова разорался, косился на матросов и Донера, застывших у мачты.
Ткань вспыхнула, сразу занявшись ровным зеленоватым огнем. Синие червяки краски посветлели, наливаяь голубым, задрожали, быстрее и быстрее. А Хорне, глядя на пульсирующие черточки и завитушки вдруг увидел курс. Вот и все, так просто.
– Вперехлест тебя да в клюзы, килевать отсюда и до обеда, чтоб мне девок никогда не лапать! – Баклберри выдохнул. – Уж простите, красотка, не удержался.
– Держи курс, мареманн! – усмехнулась Нефер. – Не потеряй.
– Не потеряю.
Хорне незаметно пожал ее горячую ладонь. Сильные пальцы Нефер сжались, не делая отпускать, губы оказались у самого уха, не скрываясь и жадно шепнули:
– Приходи быстрее, мой волк. Я плохая колдунья, оно забирает у меня много сил и заставляет хотеть мужчину.
Хорне сглотнул. Перспектива, терпко и перчено пахнущая Нефер, немного пугала. Была бы она колдунья-нга сразу, Хорне бы не переживал. Но сейчас…
«Хоссте» шел вперед ходко, раскидывая водяные горбы носом. Море чуть волновалось, но какой северянин обратит внимание на такую малость? Ветер и соль, бьющие в лицо, радовали. Так пахла свобода, настоящая и живая, знакомая всем северянам.
А незнакомые звезды над головой? Моряку звезды друзья, если не знает, так познакомится, если не видел раньше, так откроет карты, лежащие в шкиперском сундуке. У Хорне такой был, бывший хозяин флейкка, бедняга, моряком-то оказался правильным. И потеряться здесь, у песчаных дюн и берегов Черного Юга, команда «Хоссте» не опасалась, веря капитану и его умениям.
Воздух густо пах дождем. Говорили, что скоро начнутся настоящие ливни, проливающиеся везде, над сушей, над морем, превращаясь в блестящие стены, хлещущие как плетьми. Хорне сильно хотелось, чтобы их минула эта хрень, блоддеров хвост, начавшись уже после того, как «Хоссте» вернется в Мбойе. О том, что дело не выгорит, ему и не думалось. Флейкк догонит эмар, вцепится абордажными крюками как мар-хунд своими зубищами в морскую матку, разорвет чертов корабль ойялла и пустит всех на дно. Оно того стоило.
«Эта баба делает тебя совершенно безумным, – поделился дед, – будь осторожнее»
Чертов хрыч, все никак не угомонится. Хорошо, хоть не возникал, когда им с Нефер было прекрасно вдвоем. А то, Морской король свидетель, Хорне опасался перестать быть мужчиной.
Вахтенные тихо перекликались со своих мест. Тучи, наползавшие с юга, раскидало ветром и океан превратился в черное живое зеркало, переливающееся бликами местной огромной луны. Сегодня, почему-то, та не казалась серебряной. Сегодня луна, валящаяся за горизонт своим безумно скалящимся черепом, стала красной.
Хорне кивнул Марку, принявшему вахту у Донера. Сам Донер осматривал орудия, чем-то недовольный и все желающий переделать то лафет, то саму каронаду. С лафетом у него немного получалось, судя по скрипам и стукам, доносящимся с орудийной палубы, а вот с одним из пушечных стволов им придется решать проблему уже потом. Дома.
– Шкипер…
Сьер, полностью пришедший в себя, весь такой красавчик, после драки с «черными» разодевшийся в лиловый бархат и гранатовый атлас, лениво грыз яблоко у борта. Поплевывал в воду и явно жаждал поговорить.
– Что ты не спишь?
– Не клонит в сон, сьер шкипер, совсем. – Сьер аристократично оставил сердцевину яблока, кинув за борт. – Хотел кое-что узнать, так, безделицу…
– Ну да, блоддеров хвост… – Хорне так и поверил. – Не юли, спрашивай.
– Я скажу тихо, чтобы не случилось недопонимания. – Сьер хитро, как лис, усмехнулся. – Мне кажется, сьер капитан, знаю из-за чего такая спешка, почему вы так решительно настроены и куда, да за чем, мы отправимся дальше.
«Не верю я любителям улиток с жабами, – поделился дед, – за борт дерьмеца и все»
Угу, нет человека и нет проблемы, так старый хрен решал все сложные вопросы, чего уж. Хоссте Кишки-Вон Хорне мало к кому привязывался и вдруг что не по его, чуял опасность или натыкался на возможные угрозы с предательством, не церемонился. Прямо как в мысли, только что отзвучавшей в голове…
Говорят, раньше Морской король встречал шкиперов, да и просто честных корсаров, по грузу, тянувшему тех ко дну. Потом, вроде бы, смягчился и перестал воздавать почести головорезам, начав разбираться, судить и взвешивать, находить невинно убиенных и наказывать за это. И, если так, в обоих случаях у деда Хорне груз такой, что на дне завал, а конец каната, держащий деда, еще не опустился. Как и сам Хоссте.
– Вы нащупали след того судна с женским именем, как его… – Сьер пощелкал пальцами, – Ну, э-э-эм…
«Да он идиот, – дед искренне возмутился, – какое бабье прозвище? Гони его к мар-хундам!»
– Так звали одного из первых Хорне. – Единственный оставшийся Кишки-Вон, юный и снова немного злой, шмыгнул носом. – Марион Хорне.
– О, сьер капитан, прошу простить… – Раскаяния в лице лиможанца не наблюдалось. – Я не знал.
– Теперь знаешь. Что-то еще?
– Так я прав?
Хорне иногда жалел, что до сих пор не завел какого-то любимого и незаметного ножа. Его и Ньют, в свое время, хорошо научил всяким подлым и серьезным приемам старик Лемми, давно сидящий на берегу, но не растерявший хватки.
