– Слушай, я хотел узнать кое-что о Минэгиси, – говорит Мандарин. Он не хочет, чтобы этот человек продолжал всматриваться в мертвого богатенького мальчика.
– Ты хотел сказать, о господине Минэгиси. – Мужчина практически прижимается носом к стеклу. В его спокойном тоне читается уважение к непререкаемому авторитету его босса.
– Да, о господине Минэгиси, – поправляется Мандарин. – Господин Минэгиси действительно такой жесткий, как все о нем говорят? Хочу сказать, я слышал все эти сплетни, но не знаю, что там к чему…
– Он не жесткий по отношению к тем, кто хорошо выполняет свою работу и держит свои обещания. Те, кто не выполняют работу как следует, говорят о нем, что он жесткий. Это естественно, разве нет?
Над платформой разносится мелодия отправления поезда. Мандарин старается скрыть свое облегчение.
– Кажется, мне пора.
«Спокойно, держи себя в руках».
– Похоже на то. – Мужчина в синей рубашке наконец отходит от окна и смотрит на Мандарина в упор.
– Передай Минэгиси, что у нас все идет отлично.
– Господину Минэгиси.
Мандарин поворачивается на каблуках туфель и направляется к двери синкансэна. «Выторговал нам еще немного времени – по крайней мере, пока мы не доберемся до Сэндая», – успокаивает он себя, но чувствует, что глаза человека в синей рубашке буравят его спину. «Держи себя в руках». Его рука непроизвольно тянется к заднему карману, где лежит лотерейный билет, который дал ему Лимон, – тот, на котором нарисован поезд, ни разу в жизни не попадавший в аварии. «Интересно, работает ли эта штука…»
– Эй, послушай! – окликает его вдруг подручный Минэгиси. Мандарин останавливается, уже поставив одну ногу в тамбур. Стараясь вести себя как можно более естественно, он заходит в вагон и оборачивается.
– В чем дело?
– Чемодан у вас, верно? – В выражении его лица нет ни капли подозрения. Похоже, он просто выполняет свой долг, проверяя все по списку.
Мандарин изо всех сил контролирует свое дыхание.
– Разумеется.
– И вы не сделали какую-нибудь глупость – например, положив его куда-нибудь, где не сможете за ним следить?
– Нет, он прямо возле наших сидений. – Под пронизывающим взглядом человека в синей рубашке Мандарину хочется раздраженно прищелкнуть языком.
Он медленно поворачивается и делает следующий шаг в глубь тамбура, когда дверь вагона закрывается. Заходит в третий вагон и возвращается на свое место. Его взгляд встречается со взглядом Лимона.
– Нет проблем, – говорит тот и шутливо показывает большими пальцами вверх.
– Перестань, – шипит на него Мандарин. – Возможно, он все еще смотрит.
Лимон рефлекторно оборачивается в сторону окна, но его движения дерганые, и из-за этого выглядит так, будто он нервничает. Уже собираясь в очередной раз его отругать, Мандарин смотрит в направлении его взгляда. Человек в синей рубашке все еще там – стоит, наклонившись к окну поезда, и наблюдает за ними.
Лимон снова машет. Мандарин не может сказать – возможно, у него просто паранойя, но ему кажется, что синяя рубашка смотрит на них с бо́льшим скепсисом, чем до этого.
– Тише ты, не привлекай его внимание. Он подозревает, что что-то не в порядке, – Мандарин старается говорить так, чтобы движения его губ были едва заметны.
– Расслабься. Поезд уже отправляется. Если уж он начал движение, никто не сможет его остановить. Если ты не сэр Топхэм Хэтт, даже и не думай об этом.
Когда поезд начинает медленно отъезжать от платформы, человек в синей рубашке устремляет на них пронизывающий взгляд. Мандарин в ответ коротко машет ему, как будто прощаясь с коллегой.
Тот поднимает ладонь и коротко дергает сложенными вместе пальцами, как бы говоря – «До скорого!», следуя по платформе за отправляющимся поездом. Затем его лицо внезапно каменеет, а глаза расширяются, и Мандарин удивленно хмурится. «Что случилось?» – недоумевает он, затем поворачивает голову и видит то, во что сам до конца не может поверить: Лимон поднял левую руку мелкого Минэгиси и машет ею, будто играя с огромной куклой. Притом что голова мальчишки прижата к стеклу, а тело опирается на стену, это выглядит совершенно нелепо.
– Что ты творишь?! Перестань! – Мандарин хватает руку Лимона, заставляя его отпустить мелкого Минэгиси. Тело мальчишки валится на Лимона, голова беспомощно падает вперед и утыкается подбородком ему в грудь. Это уже совсем не выглядит со стороны как мирный сон. Охваченный паникой, Мандарин пытается усадить тело обратно.
– Вот дерьмо… – Даже Лимон, кажется, обеспокоен.
Синкансэн набирает скорость, и Мандарин бросает взгляд на стремительно удаляющуюся платформу.
Лицо человека в синей рубашке смертельно серьезно, когда он подносит к уху мобильный телефон.
Им как-то удается наконец усадить тело прямо, чтобы оно не заваливалось в разные стороны.
Мандарин и Лимон одновременно в изнеможении падают на свои места.
– Мы в жопе, – Мандарин не может удержаться от констатации очевидного.
Лимон в ответ на это просто начинает тихо напевать: «Аварии случаются опять и опять, но не стоит о них день и ночь горева-а-ать!..»
Божья Коровка
Глядя на исчезающую вдали станцию Омия, Нанао отрешенно думает о том, что тут вообще происходит и чем это все обернется. У него ощущение, будто в его голове клубится плотная дымовая завеса, которая не дает нормально циркулировать его мыслям.
Судя по всему, он должен что-то сделать, кроме как просто вернуться на свое место, так что Нанао стоит в тамбуре и смотрит на свой телефон. Он знает, что должен позвонить Марии, но не может заставить себя сделать это. Однако он также знает, что это лишь вопрос времени, когда она позвонит ему сама.
Нанао собирается с мыслями и набирает номер.
Мария отвечает ему прежде, чем в трубке раздаются гудки, как будто все это время она подстерегала свой телефон, как хищная птица – добычу, ожидая момента, чтобы на нее спикировать. У Нанао от этого возникает тяжелое чувство. Даже Мария, всегда такая оптимистичная и гибкая, очевидно, на грани нервного срыва. Возможно, потому, что она знает, насколько опасен Минэгиси.
– На какой поезд ты сел, чтобы вернуться в Токио? – В ее голосе наигранное безразличие, хотя она просто до смерти хочет услышать в ответ, что Нанао уже на обратном пути.
– На тот же, что и раньше. Я в синкансэне «Хаятэ» линии Тохоку. – Он сообщает это как само собой разумеющийся факт, так что это звучит почти легкомысленно. Ему приходится говорить громче обычного из-за шума в тамбуре. Голос Марии в трубке едва различим.
– Что ты имеешь в виду? Ты что, еще не добрался до Омия?
– Мы проехали Омия. Я все еще в «Хаятэ».
