– А ты вообще его ощущаешь? – Пылюга подошел, упер руки в бока, отчего чуть сдвинулась перевязь на груди, и выше поднялась над плечом рукоять молота. – Чувствуешь живое, а?
– Может быть, и не самих существ… но это Такарон, – отрезал Илидор и снова развернулся к завалу, – здесь я должен чувствовать угрозу.
– И от гномов?
Спина дракона напряглась, и Эблон ухмыльнулся.
– От гномов – нет. Вы – тоже дети Такарона. Давайте разберем этот завал, призрак машины может…
– Не лезь туда, я говорю, отвали и дай дорогу достойным! – повысил голос Эблон, протянул руку за молотом, обернулся к отряду в поисках поддержки.
Действительно, видя, что спор затягивается, и не желая перекрикиваться через весь Узел, остальные гномы направлялись к спорщикам, а за ними, морщась от каждого шага растертых с непривычки ног, шла Иган.
Илидор только рассмеялся, энергично махнул рукой – помогайте, дескать! – и принялся ловко раскатывать мелкие и средние камни. Эблон смотрел на него, не убирая руки с рукояти, чуть согнув ноги, готовый прыгнуть, если из-под камней появится… появится… он понятия не имел, что именно, но обретенное в вылазках чутье царапало ему живот. Йоринг подошел, подключился к работе, остальные тоже приблизились, сначала осторожно, поглядывая на напряженного Эблона, потом мало-помалу тоже стали перекатывать камни. Только Иган не приняла участия в разборе завала, она уселась поодаль на большой камень, достала из своей торбы переписанные свитки и перерисованные карты и погрузилась в их изучение.
Отряд гномов довольно быстро разобрал завал, хотя с некоторыми камнями пришлось повозиться: попалась пара очень крупных и тяжелых обломков. Все запыхались, устали, по нескольку раз прикладывались к флягам с водой, кое-кто ворчал, что неплохо бы сделать перерыв, сесть и пожрать, да и вообще, возможно, среди этих камней нет ничего интересного и не было никогда. Эблон, устав изображать всеспасающего слугу Храма, присоединился к работе, Иган зевала над своими пергаментами, а потом вдруг подняла голову, осененная какой-то мыслью.
– Ты сказал, после ухода драконов в горах стало появляться странное и неправильное, – повысив голос, проговорила она.
Илидор обернулся – чумазое лицо, глаза сияют пуще обычного, серая пыль в волосах – словно пряди седины, улыбка – будто он не камни перекатывает, откапывая ненавистную машину, а занимается чем-то на редкость увлекательным и славным. Сейчас он выглядел скорее похожим на духа гор, чем на человека. Или эльфа. Или дракона.
– Получается, они тоже дети Такарона, – заключила Иган.
Дракон поморщился.
– Они – болезнь Такарона.
– Наверное, сначала так и было. Но, ты говоришь, горы тоже меняются.
Улыбка исчезла с лица Илидора, он хотел что-то ответить, но обернулся к завалу, привлеченный криками гномов, издал сдавленный возглас: удивление, отвращение, воодушевление? Среди валунов торчала кинжалоподобная металлическая нога и часть коленного сочленения, виднелся кусок стального панциря.
– Прытка! – орали гномы. – Это ж прытка! Вот так да!
Навалились с удвоенной страстью, принялись расшвыривать камни, освобождая тело паука-прыгуна. Илидор отошел в сторонку, наблюдал за работами, сохраняя непроницаемое выражение лица. Глаза его потускнели, крылья прижались к телу. Всякий раз, когда гномы оттаскивали очередной камень, вместе с ним двигалась мёртвая кинжалоподобная нога, и казалось, что еще миг – и паук сам разбросает оставшиеся булыжники, они укатятся в стороны с грохотом и будут катиться и грохотать, пока не пропадут за пределами Узла Воспоминаний. А паук медленно поднимется на ноги-кинжалы и будет стоять среди каменной пыли, покачиваясь, словно на цыпочках, поскрипывать коленными сочленениями, пахнуть отработанной лавой, смотреть на дракона шестью утопленными в тело красными глазами.
Крылья плаща облепили тело Илидора, как вторая кожа, повторяя каждый напряженный мускул. Кулаки его были сжаты.
– Вид: диверсант! Тип: вестовой! – Надрывался один из гномов. – Класс: самоходный, конструкция статичная, управление преднастроенное!
Паук будет хрустеть, поскрипывать и светить в глубине тела своим красными глазами, мерзкими, как черви в яблоке, он будет покачиваться, сгибая и разгибая ноги, чтобы дракон не понимал, куда прыгнет паук в следующий миг, и спина дракона покроется мурашками – ему покажется, будто паук уже почти сиганул ему на плечи и высыпает за шиворот стальных паучат.
Из-под завала торчало уже полтела паука. Если бы он встал на ноги, то оказался бы высотой хорошо если по пояс Илидору, но дракон цепенел при виде этой машины куда сильнее, чем цепенел в Шарумаре при виде пяти рослых эльфов с оружием. Те эльфы его лишь рассмешили. Он знал, что может пнуть их, увернуться от них, ударить мечом или кулаком, смешать их мысли, да в конце концов, начать менять ипостась и ослепить, сменить ипостась и улететь.
Он мог пнуть паука, увернуться от него, ударить. Он мог даже сменить ипостась, он мог сделать что угодно, и не важно, что умела эта машина при жизни – сейчас она ему не помеха, потому как мертва. Илидор стиснул зубы.
Во время войны гномы использовали пауков-прыток как диверсантов и разведчиков. Юркие, устойчивые, прыгучие, быстро бегающие, они вечно оказывались там, где были совершенно не нужны драконам, а вслед за прытками приходили другие машины – те, которых они звали светом своих мерзких красных глаз. Прытки, которым удавалось прожить достаточно долго, могли научиться издавать звуки – такой пронзительный скрежет-скрип, от которого сводило зубы даже у камня.
Да, вслед за прытками приходили другие машины, а магия драконов не действовала рядом с подобной магией живых машин.
Гномы растащили последние камни и сначала сгрудились вокруг лежащей на боку прытки, а потом отпрянули – над камнями повис ее призрак. Илидор заставил себя смотреть. Призрак бежал. Бежал и бежал, а потом рухнул – видимо, это были последние мгновения перед обвалом. Дракон бы попросил призрак еще раз показать, как умирает эта мерзкая машина, но призрак нельзя ни о чем попросить, и он просто замер среди разбросанных камней, покачиваясь на длинных кинжальных ногах.
Что еще было плохо в прытках – одни из немногих, они могли действовать без руководства и присмотра механиста. К счастью, недолго – машины всё-таки.
Гномы оживленно и очень громко обсуждали находку, многие оборачивались к Илидору, чтобы одобрительно проорать что-нибудь в его адрес, но видели смертельно бледное лицо дракона и орать передумывали, снова оборачивались к прытке. Завязался спор: часть гномов считала, что стоит прямо сейчас отправить кого-нибудь в Гимбл, чтобы сообщать про это обретение, ведь прыток в городе нынче совсем не было! Другие гномы отвечали: прыток нет, потому что нет в них и нужды, хотя сама по себе находка, конечно, замечательная, но может подождать еще пару дней. На это первые гномы отвечали, что найденная прытка – наверняка добрый знак, посылаемый Такароном по поводу их главной миссии, и бросать этот добрый знак валяться среди камней – хреновый способ проявить свою благодарность. Йоринг внимательно выслушал каждого гнома и пока не оглашал своего окончательного решения.
