Золотой дракон не то с рычанием, не то с песней, не то с победной, не то с горестной, поднимается, закинув голову, выше, к каменному своду Узла Воспоминаний, откуда смотрят на него серо-красные потеки горных слёз, застывшие здесь во времена давно забытых сражений.
Глава 4
«Вполне очевидно, что гномы, в отличие от людей или эльфов, способны полноценно взаимодействовать с породившим их началом. Я советую очень серьезно относиться ко всему, что говорят вам гномы о камнях Такарона, поскольку даже гномские сказки нередко оказываются более реальными, чем я мог бы подумать.
Или наоборот – сказки, рассказанные гномом во глубине подземных нор, сами собой обретают реальность?»
Юльдра, сын Чергобы, верховный жрец гимблского Храма солнца
подземья Такарона, двадцать шестой день сезона свистящих гейзеров
Паутинные заросли становились всё гуще и гуще, всё многослойнее. В глубине их там и сям что-то темнело, кое-где – покачивалось, иногда непонятно откуда взявшийся сквозняк пробегал по паутинным сетям, и они то колыхались, то вздрагивали.
– Д-дурной путь, – бормотал Гилли. – Зачем мы идём сюда, Кьярум? Тут нет места для славных дел и свершений – всё место занято пауками!
– Мы идём сюда затем, что здесь дорога, – бурчал Пеплоед и размахивал лаволампой, отчего тени и колыхания паутины выглядели еще страшнее. – Я вижу, что она похожа на жопу мертвого дракона, но, во всяком случае, раньше дорога была здесь!
Слова звучали и тут же пропадали, вязли в обитых паутиной стенах… какого уже по счету пещерного рукава? Казалось, они полжизни бродят среди паутинных плетений. Гилли поджал губы и покачал головой, показывая, сколь большого труда ему стоит на этом прекратить задавать бессмысленные вопросы – и Кьярум Пеплоед был очень благодарен своему спутнику за наступившее молчание. Потому как чем дальше они пробирались по подземьям, тем меньше оставалось от суровой решимости самого Кьярума. Знакомые места выглядели так, словно нога гнома не ступала по ним прорву времени – вот такое заросшее паутиной безобразие грядовые воители точно не оставили бы без внимания, случись им тут проходить, и, значит, они тут не ходили, а это значит… Если в Гимбле, единственном оставшемся городе гномов, два года не появляются вербовщики, а потом оказывается, что самые хоженые из старых дорог заросли паутиной до потолка, то есть воители действительно не ходили в Гимбл, даже за припасами, даже для обмена, то…
Действительно, что же это может значить?
Всякий раз, задавая себе этот вопрос, Кьярум угрюмо сопел и касался рукояти Жала, словно напитываясь от него твердостью и решительностью. Что угодно это может означать, что угодно. К примеру, что воители пробрались еще дальше на север, хотя прежде к большинству потерянных городов было даже не подступиться: завалы, лавовые озера, места хробоидских кочевий, сурово охраняемые рубежи владений а-рао, которые нужно было натурально штурмовать, притом силами побольше, чем имелись в распоряжении грядовых воителей. По слухам, была пара мест, где еще действовали машины и даже их отряды – лишившиеся своих механистов, они свихнулись с ума и нападали на всё, что появлялось поблизости, и воители частенько мрачно шутили, что было бы хорошо натравить эти машины на хробоидов да посмотреть, кто кого.
Словом, непонятно, как могли грядовые воители прорваться дальше через этот пояс препятствий, который тянулся во всю ширь разведанного гномами Такарона, но… может, и отыскался способ.
А может, они выбрались на поверхность и стали жить там – были в подземьях выходы на поверхность, и воители их знали, а если прежде не пользовались ими, считая, что нечего гному делать снаружи – так то прежде.
Или же они обустроили собственное поселение в каком-нибудь особо уютном и тихом закоулке подземий – тихих закоулков в них было навалом, к примеру, несколько пещер, таких огромных, что в них даже облака имелись. Быть может, в одной из таких пещер воители и устроились – скажем, в Тихой, что прямо на подходе к базе, в Предгорьях Медленной Лавы. А что? Повесили свои молоты на стены, потому как устали ими размахивать, а вместо этого стали разводить кусты-ползуны и жрать мягкопанцирных жуков. Почему нет?
Конечно, грядовые воители могли погибнуть. Все до единого. В подземьях для этого всегда находилась прорва возможностей, а вербовщики не приходили в Гимбл за новыми воинами уже два года.
В любом из этих случаев, понимал Кьярум, рано или поздно перед ним и Гилли встанет вопрос: «И что дальше?». Ведь если воителей больше нет по каким бы то ни было причинам, то нечего делать в подземьях двум гномам – ну какой от них толк? Разве что побродить среди призраков, послушать их истории и потом, после возвращения в город, пересказать их векописцам. Хотя Кьярум, правду сказать, предпочел бы сразиться с семейством прыгунов, чем приблизиться к призраку.
Впрочем, перебить семейство прыгунов – тоже всегда хорошо, говорил себе Пеплоед и дотрагивался до рукояти Жала, прося у него решимости. Прежде, чем впадать в уныние, нужно добраться хотя бы до одной из баз грядовых воителей и понять, что с ними произошло.
– Кьярум, – позвал Гилли и, судя по голосу, он чувствовал себя исключительно дурно. – Ты говорил про какую-то женщину, помнишь?
– Нет, – буркнул Пеплоед, едва ли вообще понимая, что там бормочет Обжора: был занят, пытливо вглядывался в слои паутины и пытался сообразить, отчего вокруг смердит затхлыми тряпками.
– Ну, ты говорил про неё дни назад, еще до первого поворота в паутину, – Гилли шумно сглатывал – кажется, его мутило – вдруг начал бояться пауков, что ли? – Ты говорил, что за одними гномами приходит Брокк Душеед, а за другими приходит женщина.
– А, Йебе Светлая! Она приходит за теми, кто умер славно, не убоялся зла, поставил достойность превыше страха. Так говорят грядовые воители.
Какое-то время Гилли шел молча, сильно нахмурив лоб, и сейчас, шагающий вперевалку, чумазый, с перекошенным от сложных раздумий лицом, он выглядел как не вполне здоровый медведь. Ни до чего не доразмышлявшись, Обжора облизал губы и небрежно спросил:
– А ты в это веришь?
Кьярум, за это время успевший уйти в собственные мысли, не сразу понял, о чем его спрашивает спутник.
– Во что? В кого? В Йебе?.. Слушай, Гилли из рода воинов, ты провел в подземьях какое-то количество дней, и Такарон был к тебе благосклонен пока что: самое отвратное, что ты здесь встретил – это несколько десятков прыгунов. Но даже эта простенькая прогулка уже должна тебе показать, что подземья – не самое приятное место из тех, что есть в горах! Не самое безопасное, не самое уютное и предсказуемое – откровенно говоря, это просто какая-то жопа мира, так скажи мне, разве не должны гномы, которые могли бы…
Кьярум умолк на полуслове, остановился и выставил ладонь прямо перед лицом шедшего позади Гилли, призывая, как тот понял, к молчанию. Миг, другой, третий ничего не происходило, потом до слуха Обжоры донесся звук, отдаленно похожий на плач. Если бы под землей жили собаки, Гилли мог бы сказать, что этот звук подобен скулежу бездомной псины. Крупной псины, но собак в Гимбле не было, а в надземный мир Обжора никогда не выходил, потому он сначала просто удивился, услышав этот неожиданный звук, а потом испугался: мало ли кто может издавать такое хныканье. Через несколько мгновений до Гилли донеслось еще и бормотание, и тогда он понял, что звуки издает горло гнома, и от этого осознания волоски на его руках поднялись дыбом – как ему на миг показалось, даже приподняв рукава мантии. А Кьярум краем глаза увидел, как пробежали тени под слоями паутины на стенах – здоровенные тени, с ладонь размером: пауки уже даже почти не скрывались. Вот и что делать с этим, интересно?
