И, когда Илидор увидел эти два выхода, его голова наполнилась шепотом, образами, вспышками-отсветами: голоса костей драконов, которых, оказывается, множество лежало вокруг пещеры, и еще зов камня, почти вопящий на него, а еще, самое важное – голос глубин Такарона, голос встрепенувшийся, усиленный хором камней и костей древних драконов. Машины развернулись и побрели в обход – на уступ, где теперь сидел дракон, можно было дойти с другой стороны по каменным ступеням.
Илидор осторожно шевельнул крыльями – сможет он пролететь какое-то расстояние, не рухнув? И как только он про это подумал, машины замедлились, а потом вовсе застыли, только слышно было, как надрывается Жугер, и еще через мгновение всё вокруг стало тихим-тихим и медленным-медленным, а прорехи между тишиной и недвижимостью заполнило движение воздуха и шёпот в голове Илидора.
Ты можешь сбежать. Твой отец-Такарон не способен теперь дать тебе так много, как дал бы сотни лет назад, и так много, как хотел бы дать, но сейчас, в этот миг, возможность сбежать – это так много! Это вес целой жизни золотого дракона! Бери эту возможность, хватай её и беги скорее, беги так быстро, как позволят тебе обожженное крыло и дрожащие от ужаса ноги. Выбирай, пока Такарон держит открытыми два пути: на юг, откуда ты пришёл – блуждающая башня доставит тебя в средние подземья, к бегунным тоннелям наверх, к надземному спуску к гимблским вратами. Или на север, куда ты так стремился, где еще, быть может, живёт племя твоих дальних родственников, угольных драконов. Выбирай скорее! Данное Югрунну Слово больше не держит тебя – ты сдержал Слово, ты очень храбро следовал за ним и сделал невозможное – сегодня, когда нашел бегуна. Король же не требовал, чтобы ты принёс бегуна в Гимбл!
Машины двинулись вперед, очень медленно, сонно.
Уходи! Расправь обожженные крылья и скройся в глубине гор, в переплетах пещерных нор. Не можешь лететь – беги!
Дракон медленно развернул крылья, не закричав от боли лишь потому, что голос его покинул. Но Илидор еще мог шипеть, потому он вытянул шею в направлении машин и зашипел, а ответом ему был лязг металла. Драконьей лапой, не предназначенной для того, чтобы держать оружие, он бессознательно сжал рукоять меча. Того самого старого меча, который дал ему Конхард в Шарумаре, которым он отмахивался от придурочных эльфов на лестнице, и тогда это было так весело, кураж кружил ему голову, а за спиной сияло солнце, воздух пах вишневым цветом и приключениями, и никто не мог причинить настоящего зла золотому дракону, такому энергичному и отчаянному, совсем недавно сбежавшему из Донкернаса и несущемуся навстречу великим свершениям… Тот самый меч, который он воткнул в глотку хробоида в Узле Воспоминаний. Которым изрубил бессчетное множество прыгунов в подземьях Такарона. Самый обычный легкий меч из самой обычной такаронской стали, выкованный обыкновеннейшими гномами из квартала Мастеров. Продолжение его собственной руки или драконьей лапы, продолжение каменных начал, которые породили его самого. Илидор стиснул рукоять еще крепче, и ему показалось, что она пульсирует в ладони.
Жугер требовательно ревел и махал лаволампой, машины и скрещи сбрасывали оцепенение, серо-черно-бородатая лавина словно потягивалась ото сна, а потом дружно лязгнула металлом, издав боевой клич.
Не мысли о сражении, золотой дракон: машин много, они были созданы, чтобы убивать тебя, а ты один и не умеешь убивать их. Золотой дракон вообще не создан разрушать! Твой путь – поиск и вдохновение, твоя стихия – простор, твой талант – золотая созидательная сила, невесть зачем забравшаяся в самую глубь противостояния сил разрушительных. Что ты забыл в недрах суровых гор?!
Еще миг промедления – и они отрежут тебе путь. Ты ничего не можешь на поле боя и ничего не должен здесь хотеть. Беги! Сейчас!
Спасибо за эту возможность, отец Такарон, только я не стану бежать: единственный побег, в котором был смысл, я уже совершил.
Путь на юг схлопнулся – его закрыли широкими плечами четыре шагуна-огнемёта, и их верхние, машинные челюсти улыбались, а нижние, гномские, открывались в беззвучном вопле.
Путь на север взорвался – в брызгах булыжников и каменной крошки землю рассёк костяным лбом гигантский хробоид, привлеченный из своих неведомых глубин шумом и грохотом.
Шепот Такарона затих, и стали слышны голоса костей старших драконов. Их было много в этой пещере и вокруг неё, и у каждого дракона даже теперь, сотни лет спустя, оставались крохи сил, которыми они могли поделиться с живым драконом, с тем, кто готов сразиться с машинами, этим извращенным воплощением гномского безумия. Раз уж ты не хочешь бежать от того, что убьет тебя, то можешь попробовать сделаться страшным для них – пусть ненадолго, но это поможет тебе одолеть напоследок свой собственный страх, ты же так к этому рвался. Это и впрямь не так уж мало, даже если за трусливыми драконами и не приходит Брокк Душеед. Мы можем поделиться с тобой умением разрушать, которым ты не обладаешь, которого не может постичь твоя золотая созидательная сущность…
Если бы у дракона был камень, он бы уже легко добросил ее до ближайшей машины, но у дракона был только меч, а кто же разбрасывается мечами? Боль в обожженном крыле пульсировала, растекалась по спине, отдавала в голову, дракон шипел на машины, но те уже не обращали внимания на шипение; ему хотелось кричать, но голос, застрявший в горле, сжался в ледяной комок и трясся от страха вместе с Илидором. Зато он легко увернулся от очередной сети, пущенной Жугером – казалось, она летит медленно-медленно, и это придало решимости.
Спасибо, что говорили со мной, предки-драконы, но я не возьму вашей силы: она не поможет мне одолеть машины, которые были созданы, чтобы побеждать каждого из вас.
Пусть даже это не настоящие машины, а…
Нет. Они настоящие! Самые что ни на есть настоящие, а вместе с ними – настоящие гномы, плоть от камня Такарона! Не важно, сколько в них сейчас металла, а сколько – живой плоти! Не имеет значения, что кричит им Жугер, объединивший их Жугер, ведомый страстью к разрушению! Важно, что мне незачем их бояться: гномы дракону не соперники, а машины, прожившие двести лет в глубоких подземьях, напитаны магией такаронских гор больше, чем магией механистов.
Никто из них не был создан, чтобы убить золотого дракона – как я не был создан, чтобы разрушать их.
Илидор, пятясь, шипел на приближающихся котов, а Жугер смеялся, смотрел на дракона, вцепившись в рога вырвиглаза, и хохотал, вращая глазами, забрызгивая бороду слюной.
Убить золотого дракона – проще, чем любого другого, зато придумать машину, способную подавить его магию, не смог бы ни один механист. Ведь ни один механист не сумеет объяснить машине, что такое мечта, как действует вера, откуда берется вдохновение. Едва ли механист сам понимает всё это, едва ли всё это хорошо понимает даже золотой дракон.
Да не обязательно понимать. Достаточно быть живым и слышать голос золотого дракона, почувствовать, что этот голос несёт в себе – и это может узнать каждое живое существо, у которого есть уши и чьих чувств не заглушила тяга к разрушению.
