Естественно, имеются и подобные документы авторства А. Н. Шелепина. Вместе с Р. А. Руденко он извещал ЦК КПСС о реабилитации Г. Гринько (28.04.1959), «бывшего члена КПСС с 1920 года, осужденного 2—13 марта 1938 года», которого заставили заявить, что заговорщиками были «бывшие секретари Днепропетровского и Донецкого обкомов КПСС Хатаевич и Саркисов»
[1160]; И. Зеленского (28.04.1959), «бывшего члена КПСС с 1906 года», и В. Иванова (28.04.1959), «бывшего члена КПСС с 1915 года», осужденных к расстрелу в 1938 г.
[1161]; А. Енукидзе (12.09.1959), «бывшего члена КПСС с 1898 года и члена ЦК КПСС», осужденного к расстрелу в 1937 г. в частности за организацию «группового террористического акта над руководителями КПСС». Авторы отмечают, что «решением Пленума ЦК КПСС от 5–7 июня 1935 года Енукидзе выведен из состава ЦК и исключен из партии за политико-бытовое разложение», но «согласно стенографическому отчету ЦК КПСС, никто из выступавших на нем не говорил о бытовом разложении Енукидзе»
[1162].
Как видно, большая часть отрицателей довольно плохо знакома с советскими документами. Это выражается и в непонимании терминологии, используемой в них. Так, Ю. И. Мухин утверждает
[1163], что акт от 25.10.1940 об уничтожении архивных документов Особого отделения Старобельского лагеря и среди них 4 031 учетного дела на военнопленных противоречит записке А. Н. Шелепина. Он и не подозревает, что в лагерях было два вида учетных дел: дела 2-го, учетно-регистрационного отделения (УРО), и дела Особого отдела (т. е. контрразведки), которые изначально основывались на копиях опросных листов, составлявшихся УРО, но которые велись Особым отделением независимо от учетных дел, хранившихся в УРО, а значит, и сожженные дела не имели прямого отношения к делам, хранившимся в 1959 г. в архиве КГБ
[1164].
Можно привести еще немало примеров второстепенных аргументов отрицателей вроде утверждения, что термин «советские органы власти» не мог появиться в советских или вообще русскоязычных документах (при этом игнорируются примеры обратного, такие как протест заместителя Генерального прокурора СССР полковника юстиции Е. И. Варской по делу В. Г. Мороза от 08.03.19 57
[1165] или протокол к договору между СССР и Финляндской Республикой о передаче в аренду советской части Сайменского канала и острова Малый Высоцкий от 27.09.1962
[1166]), но, обобщая, можно отметить, что все они основаны на некомпетентности, плохом знании истории, ложном понимании текста, нежелании искать контрпримеры утверждениям о «невозможности» чего-либо.
В ответ на примеры указанных отрицателями «признаков» в других советских документах некоторые отрицатели выдвигают новый аргумент о том, что, вероятно, и можно объяснить каждую особенность катынских документов по отдельности, но именно комбинация этих особенностей якобы абсолютно невероятна (и далее приводятся чрезвычайно малые числа, выражающие эту «невероятность»).
При этом негационисты допускают сразу несколько ошибок. Во-первых, ни один из них пока не проводил статистических исследований по якобы признакам фальшивости на сколько-нибудь репрезентативной выборке документов, так что предъявляемые в такого рода аргументах цифры просто выдуманы. Во-вторых, даже при наивном перемножении вероятностей различных признаков необходимо твердое обоснование независимости перемножаемых вероятностей друг от друга. Между тем многие особенности катынских документов могут быть связаны между собой прямо или косвенно. Например, отсутствие числа месяца на записке Л. П. Берии с большой вероятностью связано с наличием более раннего варианта (отсутствие контроля «дата — номер» хотя бы на уровне регистрирующего документ, поскольку он уже зарегистрирован), с этим же автоматически связан и «сбой» в последовательности номеров записок. Вероятности появления этих признаков уже нельзя перемножать между собой.
Но основная проблема — в самом использовании такого наивного подхода, как если бы история была спортлото. Если и применять теорию вероятностей для исторического анализа, то в байесовской форме, когда учитывается весь релевантный исторический контекст в виде апостериорной вероятности, которая должна включать в себя, например, факт чрезвычайной редкости строго доказанных фальшивок в официальных российских архивах (где они появляются в основном как трофейные документы вроде известного сообщения агентства «Гавас»); подтверждение подлинности катынских документов, включая анализ машинописи и солидный документальный пласт справок-заместителей и других документов, подтверждающих сведения документов из закрытого пакета, и показания свидетелей о документах; другие подтверждения вины СССР за Катынь, независимые от документов закрытого пакета. «Сильная» эмпирическая составляющая апостериорной вероятности может запросто перевесить даже чрезвычайно низкую априорную вероятность (которая в данном случае, как уже упомянуто, не доказана).
Итак, документы закрытого пакета № 1, безусловно, являются подлинными, аргументы же отрицателей не выдерживают никакой критики и основываются лишь на сильном желании объявить эти документы фальшивками. При этом в процессе критики некоторые известные отрицатели сами произвели вброс фальшивых документов.
Ныне покойный В. И. Илюхин, депутат Госдумы от КПРФ, упоминал рапорт «начальника “Айнзатцгруппы “Б” при штабе группы армий “Центр” Франца Стаглецкера», в котором тот якобы прямым текстом написал, что очистил Смоленск от польских офицеров
[1167]. Этим он реанимировал давнее утверждение смоленского краеведа Л. В. Котова
[1168].
