Будучи предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 89 УК УССР, свидетель показал:
В гор[оде] Львове проживаю с 1923 года. В 1941 году работал старшим научным сотрудником во Львовском этнографическом музее Академии наук СССР. Война застала меня в командировке, находился тогда в Тернопольской области в гор[оде] Залещиках
[1757]. Во Львов я возвратился на третий или четвертый день после его оккупации фашистами. Мои родственники, когда я возвратился, рассказали мне, что вместе с немецкой армией во Львов пришел украинский легион, члены которого одеты в немецкую форму. Мои знакомые рассказали мне, что в этом легионе есть много жителей гор[ода] Львова — националистов, которые в 1939 году бежали от большевиков. Среди тех, кто в 1939 году бежал в оккупированную немцами Польшу, находились ярые националисты, а также те, которые поддались их агитации. Зная, что часть этого легиона находится в доме 8 средней школы по улице Подвальной, я пошел туда с целью встретить кого-либо из знакомых и поговорить. Еще до этого я узнал, что во главе этого легиона находится известный националист Роман Шухевич.
Придя на площадку перед школой, я там среди этих легионеров никого из хорошо знакомых мне людей не встретил и поэтому подошел прямо к группе легионеров и начал с ними разговаривать. Разговаривая с ними, я выяснил, что за этих полтора года, которые прошли с 1939 года, эти бывшие жители гор[ода] Львова, являясь членами этого легиона, совсем потеряли все свое украинское и являются по существу фашистскими прихвостнями.
Во время этого разговора из дома школы вышел какой-то офицер, которого все разговаривающие со мной начали приветствовать фашистскими приветствиями.
На мой вопрос эти разговаривающие со мной легионеры объяснили мне, что этот офицер является великим другом украинского народа, что он является посредником между легионом и вермахтом, по существу говоря, что-то подобное на политического комиссара легиона. Тогда же они назвали мне фамилию этого офицера — Оберлендер. Упомянутый легион ходил по городу и распевал националистические украинские песни, в которых среди других были слова: «смерть жидам и большевикам, ризаты будемо полякив».
Через некоторое время, когда арестовали моего шурина — доцента политехнического института Пиасецкого
[1758], я пошел к своему знакомому Чучкевичу
[1759], чтобы он помог мне освободить шурина. Чучкевич — это националист-бандеровец, который в 1939 году бежал в Польшу к немцам. Он был членом специальной тайной службы бандеровской организации и работал одновременно в гестапо. Чечкевич
[1760] начал передо мной хвастаться своей деятельностью, которую он проводил в оккупированном Львове вместе с немцами. Особенно он хвастался своим участием в расправах над поляками. Он сказал мне, что у них еще до начала нападения на Советский Союз в Кракове были составлены конкретные списки лиц, подлежащих уничтожению. Он говорил мне, что сам лично принимал участие в расстреле польских ученых, профессоров, врачей на Вулецкой горе. Чучкевич мне сказал, что их другом и руководителем является Оберлендер, который лично руководил акцией уничтожения польских ученых в начале июля 1941 г[ода].
В моей просьбе об освобождении моего шурина из тюрьмы Чучкевич ничего мне не помог, и шурин мой Пиасецкий был расстрелян.
Являясь членом специальной тайной группы бандеровской организации, Чучкевич возвратился во Львов вместе с немецкими войсками в составе украинского легиона, который, как стало мне известно из разговора тогда во дворе 8-й средней школы, назывался батальон «Нахтигаль» — «Соловей». Со слов Чучкевича, он исполнял свои специальные обязанности, про которые рассказывал мне в разговоре с ним, еще тогда, когда находился в составе упомянутого батальона «Нахтигаль».
Протокол мной прочитан, дополнений не имею, записано с моих слов верно (Панькив).
Допросил: ст[арший] следователь Львовской областной прокуратуры (Антошко).
ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 14–16. Машинопись. Копия.
2.2. Протокол допроса свидетеля Г. З. Сокольницкого, г. Львов, 14 января 1960 г
Старший следователь прокуратуры Львовской области юрист 1-го класса Антошко Р. Е. с соблюдением требований ст. 160–165 УПК УССР допросил в качестве свидетеля нижепоименованного:
Сокольницкий Габриэль Зенонович, 1877 г[ода] рождения, уроженец бывшей Варшавской губернии, поляк, профессор Львовского политехнического института, зав[едующий] кафедрой электрических станций, проживающий в Брюховичах Львовской области по ул[ице] Стасова, 1.
Будучи предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 89 УК УССР, свидетель показал:
О событиях, происходивших в городе Львове в первые дни захвата его гитлеровцами, мне известно следующее.
Я считаю, что одновременное без каких-либо причин и поводов уничтожение во Львове большой группы известных ученых было преднамеренной и заранее подготовленной акцией фашистов. Первой жертвой стал профессор Политехнического института доктор Казимир Бартель, бывший премьер-министр Польши. Он был арестован в своем рабочем кабинете в здании института, куда он пришел, только что оправившись после болезни и тяжелой операции. Через несколько дней его жена Мария Бартель пришла в тюрьму узнать о его судьбе и там ей сообщили, что он умер. Об этом злодействии я узнал от сотрудников института, когда появился здесь на шестой день после прихода гитлеровцев, а до этого я находился в своем доме в Брюховичах, в десяти километрах подо Львовом. Только этим обстоятельством могу объяснить тот факт, что я лично не разделил участи своих коллег.
В ночь с 3 на 4 июля 1941 года были арестованы в своих квартирах известные ученые профессора: Антон Ломницкий и Владимир Стожек — математики, Каспар Вайгель — геодезист, Станислав Пилат — технолог, Роман Виткевич и Казимир Ветулани
[1761] — механики, Владимир Круновский
[1762] — электрик. Они находились непродолжительное время в бурсе Абрагамовича, которая расположена на Вулецкой горе. Об этом страшном злодеянии потом узнало все население города. О некоторых подробностях этого преступления мне рассказывал знакомый профессор медицинского института Гроэр
[1763] — единственный человек, оставшийся в живых из числа арестованных профессоров. Это объяснялось, по-видимому, тем, что его жена была американкой и он сам был близок к американским кругам. По словам Гроэра, арестованные были выведены из бурсы Абрагамовича на Вулецкую гору и там расстреляны. Насколько помнится, Гроэр, кажется, говорил мне, что в числе солдат немецкой охраны в бурсе Абрагамочива были люди, говорившие между собой на украинском языке.
