Используя результаты зафронтовой агентурной работы ленинградских и других чекистов и их партизанских формирований, а также информацию, собранную на уже освобожденных от врага советских территориях, весной 1942 г. созданное за несколько месяцев до этого для усиления партизанской и диверсионной активности в тылу противника четвертое управление НКВД СССР составило одиннадцатистраничное описание положения на оккупированной части страны. Помимо освещения созданного немцами нового административного, полицейского и политического режимов, введенных оккупантами новых типов удостоверений личности и правил перемещения по дорогам, а также влияния всех этих изменений на положение местного населения и его настроения, авторы этого документа проанализировали факты сотрудничества советских людей с врагом. Использованный ими при этом язык отчетливо передает испытанное ими глубокое потрясение от полученных результатов: «Большое количество людей из бывшего советского аппарата оказались продавшимися немцам, предателями и изменниками родины», — резюмировали они, отмечая также, что работающая на немцев агентура из местного населения «доходит до колоссальных размеров и оказывает большую услугу немецким властям в деле вылавливания всех подозрительных и враждебных лиц»
[435]. Об аналогичной шоковой реакции партизан на первые проявления коллаборационизма поведал много лет спустя один из организаторов партизанского движения в Белоруссии Эдуард Нордман: «На первых порах для меня и моих молодых товарищей было просто дико слышать о какой-то “немецкой полиции” из местных жителей, о “старостах” <…> Мы свято верили тому, что писали в газетах до войны, были убеждены в нерушимом единстве и сплоченности советского народа. Я был твердо уверен, что все люди за советскую власть. А тут такое»
[436].
В первом полугодии 1942 г. информация о пособниках нацистов из числа советских граждан поступала в Москву также от разведывательных и политических органов Красной Армии, равно как и от оставшихся в тылу противника коммунистов и комсомольцев. К примеру, 14 мая в адрес начальника ГлавПУРа Льва Мехлиса был отправлен подробный отчет политотдела Приморской армии по Крыму. В нем повествовалось среди прочего об экономической ситуации в крымских населенных пунктах, о сложных взаимоотношениях между оккупационными властями и местным населением, а также о проявлениях коллаборационизма
[437]. Несколько позже от выбравшегося в советский тыл лидера комсомольской организации латвийского портового города Лиепая Имантса Судмалиса
[438] была получена яркая картина нацистской оккупации Латвии. Помимо описания разрушений и тяжелой экономической ситуации в латвийской столице Риге и на периферии, а также введенных немцами форм административного управления и паспортного режима, автор документа довольно пространно описал настроения латышского народа, при этом честно признав национальную ориентацию большей части латышских рабочих и уделив внимание явлению коллаборационизма. Согласно И. Судмалису, местные пособники оккупантов — члены организаций «Айзсарги» и «Свастиковцы»
[439] — активно содействовали повсеместному физическому уничтожению евреев, а также коммунистов, бывших представителей советской власти и членов их семей
[440].
Партизанская разведка учится собирать информацию о коллаборационистах и националистах, лето 1942 г. – зима 1943 г
Создание Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) в конце мая 1942 г.
[441] не только способствовало дальнейшему развертыванию вооруженной борьбы в тылу противника, но и вывело партизанскую политикоэкономическую разведку на новый уровень. «Развитие партизанского движения в тылу противника, — объяснял в июле 1942 г. П. К. Пономаренко литовскому коллеге, первому секретарю ЦК КП (б) Литвы и главе Литовского штаба партизанского движения Антанасу Снечкусу, — открывает широкие возможности для <…> приобретения всех тех сведений, материалов, документов, которые позволили бы глубоко изучать политическое и экономическое положение в тылу противника»
[442]. Именно поэтому организаторы первых краткосрочных курсов ЦШПД по агентурной разведке «для работающих во временно оккупированных немцами областях Союза ССР» включили в программу подготовки курсантов объяснение важности и конкретных методов политико-экономической разведки
[443]. В партизанских разведдонесениях прочно закрепились сообщения о самых разных не «сугубо военных» процессах и событиях — от политико-административного режима оккупированных территорий до материального положения их населения, его настроений, а также политической активности.
При этом еще большее внимание стало уделяться отношениям оккупантов и оккупируемых, а среди последних — коллаборационистам и националистам (которые в это время еще воспринимались Москвой как единое целое). В том же письме-наставлении А. Снечкусу П. К. Пономаренко причислил к сфере интересов разведчиков-партизан «деятельность враждебных СССР националистических формирований»
[444]. На протяжении лета 1942 г. в разведсводках самых различных партизанских формирований появились особые главы, посвященные ситуации за линией фронта. В них содержались более или менее подробные описания примеров изменнического поведения жителей в оккупации
[445]. Сделав выводы из данной информации, в начале ноября 1942 г. ЦШПД разослал по подчиненным партизанским штабам специальную инструкцию об усилении разведки и агентурной разработки коллаборационистских воинских формирований, а также пропагандистской работы против них и в их рядах. В доказательство возможности таких действий партизанам объяснялось, что «добровольческие отряды» вовсе не однородны по своему составу, т. к. «помимо предателей, идущих добровольно на службу к оккупантам, немцы системой террора, обмана, шантажа и принудительными мобилизациями добиваются того, что некоторая часть местного населения и военнопленных пополняет эти отряды»
[446].
