Однако это была лишь первичная краткая информация о Н. Н. Рутченко, известная на тот момент. В этой справке нет полных сведений обо всей его службе у немцев с конца июля 1941 г., когда он, являясь командиром 2-го взвода 10-го батальона 5-го Ленинградского партизанского полка и находясь в разведке, перебежал к немцам, бросил бойцов своего взвода и выдал расположение и состав всего полка. Нет также сведений о расстрелах им партизан, евреев и других граждан СССР. Эту информацию удалось собрать по десяткам дел, хранящихся в разных архивах и городах, и то это лишь небольшая часть сведений об этом преступнике, которого публикуют в России.
Как-то раз в беседе с одним из знакомых историков я узнал, что Н. Н. Рутченко жив, здоров и проживает в Париже, правда, носит фамилию Рутыч.
Я не мог поверить, что военный преступник, агент германского разведоргана «Цеппелин», расстреливавший в Гатчине советских граждан, спокойно живет и процветает. Решив подробнее изучить его деятельность в Гатчине и других местах его службы, я нашел еще ряд документов и множество свидетельских показаний, подтверждающих его преступную деятельность в период службы у немцев. Убедившись, что ошибки быть не может и Рутченко-Рутыч — это и есть Рутченко из Гатчины, мы подготовили ряд документальных публикаций
[805], а также инициировали съемки документального фильма о его деятельности в годы Великой Отечественной войны «Охотники за нацистами» (4-я серия), режиссер А. Кудакаев, который вышел в эфир на ТВЦ в 2006 г. Однако самые ранние документы о службе Н. Н. Рутченко у немцев, которые удалось найти на тот момент, относились к началу 1942 г. А о том, как он попал к немцам в 1941 г., документов обнаружить на тот момент не получилось.
За год до своей кончины в 2013 г. Н. Н. Рутченко-Рутыч выпустил книгу «Средь земных тревог: воспоминания»
[806], и не в Париже, где он проживал, а в Москве, в издательстве «Русский путь», РИЦ «Собрание». Это воспоминания, которые он долго и кропотливо сочинял, т. е. правду он написать не мог, а оправдаться хотел, учитывая все опубликованные о его службе у немцев в СД документы.
Удивительно, но ложь пронизывает эти воспоминания буквально с первых страниц. Он пишет, что родился в 1916 г. в Кишиневе, но нам удалось найти выписку из метрической книги Одесского Преображенского кафедрального собора о том, что родился Николай Рутченко 29 марта 1917 г. Его мать Наталья Петровна Рутченко сочеталась браком в одесской Покровской церкви с подпоручиком 283-го пехотного Павлоградского полка Николаем Алексеевичем Рутченко, причем оба молодожена вступали в брак вторично, не в 1915 г., а 18 января 1917 г. Третий муж матери, деникинский офицер Борис Бунаков, с которым она проживала с 1929 г. и который наверняка воспитывал приемного сына Николая, умер в Ленинграде 20 декабря 1941 г. Он тоже не упоминается в воспоминаниях.
Н. Н. Рутченко любил рассказывать о близости к великим людям: слушал лекции выдающихся историков еще «старой школы», сдавал экзамены академику Е. В. Тарле, был учеником академика Б. Д. Грекова. Среди сокурсников — Лев Гумилев. Таким вот нехитрым приемом Н. Н. Рутченко набивается в «коллеги» к известным ученым, хотя, учитывая его последующие «подвиги», можно всерьез усомниться, что упомянутые историки выразили бы готовность пожать ему руку
[807].
Однако у Н. Н. Рутченко есть защитники. Например, Иван Петров, сотрудник СПбГУ, опубликовал статью, в которой, нисколько не сомневаясь в правдивости воспоминаний военного преступника и не пытаясь даже проверить информацию, пишет: «Судьба Николая Николаевича Рученко-Рутыча, выпускника исторического факультета ЛГУ, а впоследствии эмигранта, историка и общественного деятеля, с одной стороны, уникальна, с другой — являет собой типичную биографию представителя второй волны русской эмиграции со всеми ее противоречиями, сложностями и проблемами. Н. Н. Рутченко-Рутыч известен прежде всего как один из лучших эмигрантских историков Белого движения и специалист по политическому устройству СССР, автор многих исторических работ, активный участник антибольшевистской борьбы. Некоторые периоды жизни Николая Николаевича до сих пор остаются “белыми пятнами”, судить о которых даже по прошествии 70 и более лет очень сложно. Многие из них заново открылись для исследователей после того, как в прошлом году в издательстве “Русский путь” вышли его воспоминания под заглавием “Средь земных тревог…”, охватывающие жизненный путь Н. Н. Рутченко-Рутыча до 1946 г. Особое место в них он уделяет своей учебе на историческом факультете Ленинградского государственного университета в довоенное время, воссоздав тем самым не только свою биографию, но и целую эпоху в истории нашего факультета, оживив образы многих ушедших великих ученых, дав при этом оценку тех сложных и противоречивых лет в жизни петербургской исторической школы»
[808].
Н. Н. Рутченко также ни разу не вспомнил свою жену Рутченко-Лауцман Маргариту, которая провожала его на фронт 15 июля 1941 г. И так и не дождалась.
Недавно в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга мне удалось найти ряд документов за 1941 г. с сообщениями командиров и рядовых бойцов 5-го Ленинградского партизанского полка о переходе Николая Рутченко на сторону немцев. А также получилось обнаружить и перевести с немецкого языка опубликованные в Интернете показания о партизанских соединениях (частях) Красной Армии военнопленного Николая Рутченко, которые он сообщил на допросе в отделе военной контрразведки 4-й танковой группы немецкой армии, действовавшей в составе группы армий «Север» 23 июля 1941 г. после его сдачи в плен. Оригинал сохранился в коллекции микрофильмов документов вермахта NARA (Национального архива США). У нас есть два источника информации из архивов России и США, которые мы можем сопоставить с воспоминаниями Н. Н. Рутченко-Рутыча 2012 г.
В книге «Средь земных тревог: воспоминания» он описывает свою версию пленения следующим образом:
«… В ПЛЕНУ
Мы залегли перед поворотом дороги. Я почувствовал, как что-то колет ниже колена на левой ноге. Семейкин, лежавший рядом, сказал, что у меня из сапога торчит осколок. Я попросил его вытащить, и он выдернул небольшой железный треугольник. Сапог начал наполняться кровью, но как раз в этот момент из-за поворота выскочила группа немцев. Они набежали на нас прежде, чем я успел дать команду открыть огонь. Подбежав ко мне, немецкий лейтенант закричал по-немецки: “Здесь их раненый офицер, поднимите его”. Я ответил по-немецки, что сам могу встать, так как ранение легкое, и поднялся с помощью Семейкина. Немецкий офицер с удивлением, широко открыв рот, сказал: “Вы так хорошо говорите по-немецки. Кто вы такой?” Уже стоя, я ответил ему, что я начальник оставшегося взвода, ушедшего из Чащи. “А где же рота?” — спросил немец. “Она осталась далеко в тылу, будучи прикомандирована к штабу”.
