Начальство, конечно, вопросов не любило, для начальства всё и так всегда было ясно, и лишняя мешкотня ему, разумеется, была в тягость, но вот Егоров ясность любил и все-таки рискнул задержать столь высокое начальство ещё немного.
– Ваше высокоблагородие, господин полковник, разрешите, – и он выжидающе уставился на Колюбакина.
– Хм, а ты любопытный, Егоров, – хмыкнул тот иронично и проворчал: – Ну, говори, только чтобы по делу, быстро и чётко.
– Прошу разрешения оставить при себе штуцер и продолжить с ним обучение точной и дальней стрельбы. Понимаю, что не достоин пока перевода в егерскую команду, но хотя бы так наберусь для этого нужного опыта.
Полковник немного подумал и вынес своё решение:
– При каждом гренадёрском и пехотном полку высочайшем повелением матушки-императрицы созданы свои егерские команды из опытных и проворных обер-офицеров, унтеров и солдат. В нашем такая тоже имеется, и люди туда один к одному, из самых что ни на есть лучших стрелков мною лично отобраны. Похвально, что вы, юноша, имеете такое горячее стремление идти по стопам своего отца. Набирайтесь пока опыта и проявите себя в ратном деле в своей строевой роте, а там уже будем глядеть и дальше по вам. Штуцер – оружие весьма дорогое и редкое. У нас в полку их всего-то семь штук общим числом, а три из них – и вовсе в личном владении у офицеров. Так что восьмой хороший штуцерник, да ещё из унтеров, нам вовсе даже не лишним будет. Позволяю вам, Егоров, им владеть и проходить обучение точному бою, в том числе и с нашими егерями. Все припасы на это вы получите у полкового каптенармуса сполна. Есть ли еще какие вопросы? – и, увидев, что все замерли в молчании, отпустил всех к местам несения службы.
– Пошли, Лёшка, сегодня у меня подхарчуешься и в палатке переночуешь. Ну а завтра уже сам ротный определит, где тебе располагаться и что дальше делать, – предложил Сенцов. – И ты, Матвей, с нами ступай, поутру уже в свою тыловую команду явишься.
И троица зашагала в свою часть большого армейского лагеря.
Наутро Матвей отправился представляться под начало главного полкового интенданта Телегина, а Алексей предстал пред командиром второй мушкетёрской роты капитаном Смоляковым. Андрей Никитич был довольно моложавым офицером, возрастом около тридцати лет. Проявил он себя в боях в Польше под началом Суворова и прибыл оттуда с повышением где-то около трёх месяцев назад. Как и все командиры, прошедшие суворовскую школу, ротный умел быстро и творчески мыслить, брать ответственность на себя и думать о своих подчинённых.
Расспросив Алексея о семье, о дороге и задав ему ещё пару десятков вопросов на самые разные темы, поступил он затем просто, вызвав к себе Сенцова и поручив ему полное шефство над молодым унтером.
– У тебя, Сергей, и так, конечно, полный комплект в плутонгах по унтерам, так пусть Алексей покрутится, пообвыкнет вообще в твоей полуроте. Большими заботами ты его пока не грузи, так если, в общем, чем-нибудь, но зато и всем понемногу. Ну а как он опыта наберётся, так, может быть, и свой плутонг получит, там уже это по ходу службы видно будет. И имей в виду, Сенцов, если мне кого послать с донесением нужно будет куда, так я его завсегда у тебя брать буду. Парень он, чай, смышлёный, быстро у нас вон тут освоится. Насчёт штуцерного боя всё знаю, – предварил он вопрос Лёшки, – сказали уже в штабе полка, что сам командир благословил на его овладение. Ну так я только рад, что у меня свой штуцерник в роте появился. С полковой егерской командой ты позже познакомишься. По котловому хозяйству выбирай себе сам солдатскую артель, у нас отдельно только лишь офицеры здесь столуются. Все же остальные простую пищу служивых вкушают. Ночевать можешь в офицерской палатке с Сенцовым, ну или сам при хорошей погоде под открытым небом себе, где хочешь, место выберешь. Ну, вроде бы с тобой всё. Пойду я в полк, Колюбякин к себе всех командиров собирает, может быть, глядишь, какое дело грядёт, – и он оставил роту на своего первого заместителя подпоручика Медведева. Тот, в отличие от быстрого и харизматичного ротного, был с виду весь какой-то мешковатый, медлительный и громоздкий. Всё у него шло с какой-то натугой и требовало долгого обдумывания.
– По протекции, – шепнул Лёшке Сергей и тихонько посоветовал: – Ты, главное, ему поддакивай и в глаза не смотри, а сам всё равно всё, как говорит Смоляков, по службе делай. Нам этого «медведя» приставили, чтобы он себе послужной ценз для следующего звания выслужил, а там уж, глядишь, его на свою роту, куда-нибудь подальше от нас заберут.
Медведев же велел построить роту по плутонгам и начал медленный обход с осмотром каждого солдата и унтера, делая многим замечания за их неопрятный внешний вид, плохо вычищенную и подшитую форму и амуницию, недостаточно тщательно почищенное и смазанное личное оружие, находя недостатки и десятки разных причин, чтобы придраться. Особенно его интересовало, как накрахмалены и завиты эти ненавистные всеми солдатами парики с их двумя или четырьмя буклями над ушами и косой на затылке.
Алексей стоял сразу за полуротным Сенцовым, и, закончив проверку первой полуроты прапорщика Синицына, молодого и весёлого повесы, как его уже охарактеризовал Серёга, Медведев наконец-то добрался и до них. Южное солнце подбиралось к зениту и нестерпимо поджаривало полторы сотни замерших по стойке «смирно» военных. Одетые в свои суконные камзолы красного цвета с кафтанами тёмно-зелёного цвета поверх них, в короткие туго затянутые светлые штаны, в чулки и башмаки, в чёрные шляпы на голове, да ещё затянутые в широкие ремни, с патронными сумками и тяжелеными фузеями через плечо, солдаты потели и ждали своей порции офицерского внимания и недовольства.
– Рядовой Маковкин, – представился стоящий рядом с ним солдат, и на него тут же посыпались замечания: правый башмак в пыли, пряжка поясного ремня не надраена, у патронной сумки вообще надорван карман, галстук мятый…
– Записывай, записывай, каптенармус, – обратился подпоручик к стоящему рядом с ним унтер-офицеру. – Тебе же потом и контроль за устранением всех этих замечаний вести, и о том мне докладывать.
– Открыть крышку полки замка фузеи! – и Медведев провёл в его казённой части своей замусоленной ветошью. – Что ж ты, морда, оружие-то так своё запустил? – процедил он сквозь зубы. – Кремень шатается, затравочное отверстие в нагаре, ствол как надлежит не прочищен и даже не смазан – никак ты плетей захотел, бездельник! Сенцов! Восемь часов караула ему в полной выкладке и в самое жаркое время, дабы этот обалдуй небрежением своим других бы солдат в роте не заразил! – и он, шагнув в бок, наконец-то предстал и перед Алексеем.
– Старший сержант Егоров! – представился Лешка, вытянувшись во фрунте.
Маленькие глазки подпоручика как острые буравчики из под мохнатых и чёрных бровей сверлили застывшую перед ним фигуру юноши. Всё у того было с первого вида как и положено уставному унтеру – в чистоте да исправности. Но это явно был бы не Медведев, если бы он что-нибудь у кого-нибудь да не нашёл.
– Бант на косе выше уровня воротника кафтана, сама коса напудрена слабо. Непорядок и небреженье, унтер-офицер! – протянул он недовольно и постарался поймать взгляд Лёшки.
