– Да-а, повезло, – как-то грустно протянул дядька. – Повезло, говорю, что не сложили вы голову в первом же бою. Вон ведь всё время лезли в самое пекло, – и он покачал как-то осуждающе головой. – Э-эх-х, молодо-зелено! А про меня что же, забыли, Ляксей Петрович, вместе же сговаривались ещё в пути сюда друг за дружку держаться?
– Да ладно, Никитич, ты что-о?! – протянул удивлённо Лёшка. – У тебя же тут вона как здорово! Ты ведь как у Христа за пазухой здесь живёшь, и уважение и почёт у тебя, и подхарчеваться есть всегда где. А в егерях ведь как у волков – не знаешь, на какой полянке и под каким деревом спать ляжешь, и где пообедаешь, поужинаешь, вообще, а может быть, и вовсе без оных останешься, с одним лишь только сухарём на бегу.
– А то я егерскую службу не знаю, – проворчал дядька. – Чай ещё под прусскими ёлками с вашим батюшкой ночи коротал. Вы вот на охоте со мной четыре года ходили, а хоть раз довелось меня обогнать или же услышать от меня жалобу какую? Эх-х… один лишь только последний раз, перед той молнией, чуть задержался, фузею от дождя прикрывая, и вот на тебе, вон ведь что случилось. До сих пор я себе этого не прощу, – и Матвей опустил голову.
– Да ладно, чего ты, Никитич, – Лёшка отложил в сторону кусок. – Да ты-то при чём здесь, я же сам вперёд полез! Ну, коли ты так хочешь, так сам за тебя перед начальством попрошусь, у нас, правда, пока свободных мест нету, но, сам понимаешь, война же злодейка, не сегодня-завтра или вон через месяц, всегда они могут появиться.
– Хорошо, – кивнул дядька. – Подожду. Вы сами-то по делу ещё сюда?
– Да вот, ещё форму новую хотел получить, егерскую, и амуницию причитающуюся, а эту, мушкетёрскую, думал, обратно сдать, – ответил Лёшка, запивая еду из фляжки.
– Ну тогда вместе пойдём, – кивнул Матвей, – вы тут доедайте пока, а я сейчас распоряжение своей команде отдам и потом к вам вернусь, а то без меня вам наш каптенармус негожую дранину подсунет, знаю я его, пройдоху, а только при мне он вас не посмеет обидеть.
Действительно, с дядькой всё решилось довольно быстро, что уж он пообещал низенькому и толстенькому каптенармусу – Лёшка не слышал, однако суетился тот при выдаче как заводной, и уже через полчаса Лёшка был одет, как и положено егерю, во всё зелёное.
– Ну вот, это другое дело, – крякнул от удовольствия Матвей, разглядывая как ладно сидит мундир на молодом унтер-офицере.
– Да, и самое главное – мне сапоги как раз, а то старые мушкетёрские башмаки великоваты были, хлябали здорово, а бегать в них было вообще несподручно, – согласился Алексей. – Никитич, ты же тут власть, не подскажешь, есть ли в вашем хозяйстве хороший шорник или какой другой умелец по кожаным изделиям?
– Как не быть, есть, конечно, а что задумали-то, Ляксей Петрович? – с готовностью откликнулся дядька.
– Да мне бы немного амуницию под себя подогнать, а то неудобно будет со всем своим обвесом бегать. Для штуцера вот чехол, чтобы он не мок под будущими осенними дождями, для пистолей чехольчики поменьше, они кобурами называются – это чтобы их на ремне было удобно носить и доставать в случае нужды быстро. Ну и вот под метательные ножи приспособь какую-нибудь сделать, а то старая полотняная подвесь вся уже измахратилась. Теперь если это всё аккуратно и красиво сделать, так постоянно при себе можно будет носить, для егерей ведь сие позволительно.
– Ну пошли, – кивнул Матвей, и они отправились к местному умельцу.
За всё про всё и особенно за срочность нужно было отдать рубль.
– Это потому, как за вас, господин старший сержант, Матвей Никитич просит. А так бы всё вместе никак не меньше двух рублей вышло, – объяснял заказчику пожилой солдат со всклоченной седой шевелюрой и в фартуке.
Самым мудрёным было понять умельцу по пошиву кожаных изделий, что это за чудные кобуры такие от него требуются, но, уразумев и внимательнейшим образом выслушав Алексея, он попросил оставить ему пистолеты и метательные ножи.
– Это чтобы подогнать их под изделие лучше, вы же сами говорите, чтобы их выхватывать поудобней было.
Со штуцера же просто сняли мерку и попросили за всем этим зайти через два дня.
А вечером в команде была походная солдатская баня. Чуть в стороне от общего расположения войска, где было почище и не было тех смрада и вони, сопровождающих большие подразделения всех армий этого времени, егеря натянули две полотняные палатки. В одной, поменьше, они сделали парную, а в другой, стоявшей впритык к первой, разместили помывочную.
На разогретые на костре голыши плескали обильно водой и, прогревшись как следует, хлестали себя вениками из дуба и липы.
– Эх, берёзки здесь нашей не хватает, русской, мягонькой, духмяной, – крякали егеря исходя потом.
– Давай, давай, не задерживай обсчество, парься скорее! – галдел у парной палатки следующий очередной десяток.
И распаренные мужики неслись нагишом в Кагул – хороша водица, а у нас она всё равно лучше, тут ведь как в парное молоко ныряешь, до того озёрная вода под жарящем солнцем нагрелась. Мылись в мыльне из общей шайки и вёдер, натирая себя банным щёлоком и мыльной травой. А потом снова по очереди – в парную, чтобы хорошо пропотеть, ибо хороший пар на чистое тело лучше садится! В самом конце уже стирали исподнее и мундиры, снова окупывались и млели лёжа на прибрежной травке. Эх, и хороша жизнь!
– Ляксей Петрович, отойти бы надо, – попросил его после ужина с традиционным гуляшом-кашей Карпыч.
У раскидистой ивы с густой порослью Карпыч достал из-за пазухи кожаный мешочек-кошель в два кулака и предал его Лёшке.
– Вы у нас как бы за старшего в прошлом деле были. При вас и под вашим началом сей трофей нами и был добыт, значится, вам, стало быть, и решать, как нам его делить теперяча, – твёрдо сказал егерь и отступил к стоявшим рядом Макарычу и Тимохе.
Кошель был весьма тяжёлым. Лёшка развязал тесьму, и в его глубине сверкнул жёлтый металл – золото!
Он нахмурился и посмотрел на товарищей.
– Откуда это?
– Трофей этот боевой, Петрович. Он с боем нами на вражине пленённым был взят. Я когда того здорового янычарского полковника обыскивал и у него саблю с кинжалом отбирал, так и это кошель с пояса срезал. Всё равно ведь забрали бы всё это штабные, а так хотя бы тому, кто в деле был, по справедливости он достанется, – рассказывал капрал Макарыч. – Казачки так и вовсе вон из лагеря всю казну визиря растащили, и хрен что теперь найдут, а толку-то с тех казаков было, так, лишь одно мельтешение.
– Да не сумлевайся, господин сержант, что в бою взято, то и твоё свято! – кивнул Карпыч. – Тут всё по чести, мы же ведь не каты какие.
Лёшка подумал и принял решение: и правда ведь, не смародёрили же кошель с трупа, всё равно ведь какой-нибудь прощелыга со штаба отобрал бы всё и потом в кабаке или в карты прокутил, а так хоть в дело, добытое солдатику пойдёт, да на то же пропитание или лечение.
