Действительно, все последние дни в основной минный ход, идущий к главному крепостному рву, русские сапёры стаскивали сотни пудов пороха. Именно их и охраняли егеря Кутузова от турецких вылазок, им же теперь и предстояло вместе с гренадёрами пройти по той бреши, которую должен был пробить в турецких укреплениях гигантский взрыв.
Лёшка, отлив очередную пулю в своей пулелейке, бросил её остывать на песок, а сам взял с углей чугунную посудинку с деревянной ручкой и начал осторожно заливать из неё свинец в формочку. Его штуцерная пулелейка, похожая чем-то на клещи, с двумя одинаковыми половинками-формами, отливала лишь по одной пуле, которые ещё потом нужно было долго шлифовать, убирая задиры. И на всё это требовалась ему масса времени. С фузейными и пистолетными круглыми пулями всё было гораздо проще, поэтому налили их фузилёры уже от души. У каждого солдата были свои штатные пулелейки, состоявшие из двух половинок на дюжину форм, позволявшие отливать в них пули быстро. Да и такой тщательной обработки, как для капризного штуцера, такая круглая пуля не требовала.
– Господин сержант, а правда, что тому, кто на главный вал первым поднимется, нашим командующим аж сто рублёв денег обещано? – спросил самый молодой солдатик плутонга Савушка.
– Правда, – кивнул Лёшка. – А офицеру следующий чин вне очереди обещан, – и выбил на песок очередную пулю.
– Сто рублёв, сто-о! – аж закатил глаза Сава. – Это ж можно батеньку выкупить у нашего барина, а он потом на своём извозном промысле и матушку с сестрёнками да братишками из крепостных ведь вытянет.
– Ты на том валу проживи хоть немного для начала! – охладил парня Карпыч. – Думаешь, тебя турка ждать там будет, пока ты свои целковые считать будешь? Говорят же тебе, там целая тьма отборных янычар нашего приступа ждёт, а это ещё те оторвы, я тебе скажу! Ты вон лучше штык свой наточи поострее, чем без дела тут сидеть и лясы впустую точить.
– Так точил же, – покраснел Савушка. – И пули наделал с запасом, и патроны на все заряды накрутил. Давайте я вам, Иван Карпыч, помогу, – и он взял из мешка добрую пластину свинца.
В девять вечера объявили общее построение по батальонам. Основной удар планировалось наносить после подрыва гигантской мины. Главные ударные силы русских были разделены на три штурмовые колонны. Во главе каждой из них двигались гренадёры полковников Вассермана, Корфа и Миллера. В резерве колонн, второй волной, шли мушкетёры, а рассыпным строем перед всеми ними – полковые охотники и егеря. На правом фланге готовились к рывку войска генерала Каменского, на левом – графа Мусина-Пушкина. Остальные войска должны были поддержать атакующие колонны в случае их успеха. Артиллерия под командованием генерала Вульфа усилила и без того мощный огонь, орудия били непрерывно, пушки раскалились и полуголые артиллеристы, все в поту, саже и копоти, обливали их, охлаждая, и беспрестанно чистили банниками стволы.
Лёшка стоял в рассыпанной цепи егерей перед гренадёрской шеренгой и вглядывался перед собой в громаду Бендерских укреплений.
Страшно, как же страшно воевать в этом времени! Это не тот далёкий век, где цель была в основном в виде крошечной фигурке на мушке или же вообще в оптике прицела. Нет, тут резались на штыках и саблях, глаза в глаза, штыки в штыки, а стреляя во врага в упор, ты воочию видел, как из него летят кровавые брызги.
Гигантской силы взрыв, раздавшийся впереди, хлестнул ударной волной замершие в ожидании команды шеренги, многие в них попадали на землю и загомонили. Самого Лёшку, сидевшего в ожидании на корточках, волна резко толкнула на землю, и он, сидя, прикрыл голову штуцером, а с неба падали камни, галька и песок, поднятые вверх «глоб де компрессион» (буквально – «сдавленный шар») направленным взрывом из заряда весом в 400 пудов пороха. Этот направленный взрыв завалил огромный оборонительный ров перед турецкими бастионами и построил импровизированный мост на крепостной вал.
Войска пошли в атаку. Турки открыли сильный огонь, но стреляли они в темноте плохо. Видно вокруг было отвратительно, и так-то наступала тёмная южная ночь, а ещё и в воздухе до сих пор стояла пелена пыли, поднятой гигантским взрывом.
– Быстрее, быстрее! – торопил своих егерей Лёшка. – Не стоять на месте! Выстрелил – отскочил в сторону, чтобы он на вспышку в тебя в ответ не пульнул!
Всё было и так по сто раз обговорено, но он по себе знал, как важно слышать в бою уверенный голос командира. А из-за спины слышался мерный топот штурмовых колонн и команды гренадёрских офицеров.
– Егоров, за мной! – крикнул пробегающий рядом с десятком егерей Кутузов, и Лёшка рванул что есть сил за ним.
Первыми на вал они влетели с ним вместе. Всё было как в каком-то замедленном кино, Лёшка действовал как на автомате, мозг просто не успевал осмысливать всё то, что делало его тело, запечатлевая всё вокруг какими-то рваными обрывками. Выстрел в упор в набегающего турка, перехваченным за дуло штуцером он, как дубиной, ударил подскакивающего и что-то истошно орущего воина в светлом тюрбане. Тяжёлый приклад ударил его в середину лица, там что-то противно хрустнуло, а перед Лёшкой уже был новый враг, норовивший его срубить саблей. Лёшка уже никак не успевал отбить её, но янычар вдруг переломился пополам и упал навзничь – чья-то пуля нашла врага. Перед Лёшкой выскочил Савушка с дымящейся из ствола фузеей и что-то проорал ему задорное. Внезапно его ноги подкосились, и он, как-то так по-детски удивлённо и обиженно глядя на Алексея, завалился на бок.
Кутузов отбивался шпагой сразу от двух врагов, Лёшка закинул бесполезный штуцер за спину и выхватил одновременно оба пистолета. Бах! Бах! – один соперник майора пошатнулся и, прикрывая раненый бок, медленно отступил назад, а прямо в ноги Алексею упал подбегающий с каким-то флажком на древке копья здоровенный турок.
– Вал наш, вперёд, ребята! – заорал Кутузов и побежал вперёд, а за ним катилась волна уже подоспевших гренадёр. Полковник Миллер возглавлявший колонну был убит и солдат возглавил подполковник Репин. С валов ожесточённая схватка постепенно начала переходить на улицы и дома внутри крепости.
– Плутонг, стой! – скомандовал Лёшка. – Заряжай! Огонь в двух шеренгах, по готовности!
Позиция ведения огня с валов была идеальной! Гренадеры, скатившись с вала, бились теперь в рукопашной с подоспевшим к месту прорыва турецким резервом, и противника теперь можно было поражать меткими выстрелами на выбор.
Хлоп! Хлоп! Хлоп! – раздались одиночные выстрелы успевших перезарядить фузеи. Первая шеренга била с колена, а вторая – стоя. Егерская фузея была короче мушкетёрской, быстрее заряжалась, да и навык обращения с оружием у егерей был на порядок выше, чем в строевых ротах, поэтому темп стрельбы поднялся до четырёх, а у кого-то даже и до пяти выстрелов в минуту. Пока стрелки выпустили по десятку пуль, Лёшка сделал только один-единственный выстрел – в того, самого дальнего турецкого офицера, что истошно выкрикивал команды из-за спин своих солдат, прикрываясь перевёрнутой повозкой. Осман, размахивая булавой с каким-то хвостом на ней, чуть вышел из-за укрытия, и Лёшка плавно выжал спусковой крючок. Того аж развернуло ударом пули, и он упал на руки двух своих телохранителей. «И то хлеб», – подумал Лешка, вколачивая очередную пулю в дульный срез.
