– Алексей Егоров из Апшеронского! – ответил ему Алексей. Лицо прапорщика явно располагало к себе.
– Ого-о, тёзка, так ты из первой армия Румянцева! – протянул тот с удивлением. – То-то же, я смотрю, у вас всё лица какие-то мне не знакомые и погон вон жёлтый, не как у всех наших егерей, – и он кивнул на левое плечо Алексея.
– Ну да-а, – протянул Егоров в ответ – К вам вот под Бендеры на подмогу прислали, да мы так-то и сами сюда напросились, чтобы у себя там в безделье не сидеть. Не ожидал я, что у вас тут так жарко будет, небось, похлеще, чем даже под Кагулом.
– О-о, так ты там тоже был?! – заинтересованно воскликнул прапорщик. – Вот это дело так дело, вот это я понимаю, баталия! Двадцать тысяч против ста пятидесяти, и ведь побили осман! Шестьдесят знамён, триста пушек в трофеях, это ж надо! Ваш-то полк хоть захватил какое-нибудь знамя или орудие? – спросил он с улыбкой Лёшку.
Рядом с ними уже кучковались команды из егерей и гренадёр, а среди солдат уже слышались незлобивые шутки и взаимные подначивания. Егеря, устало перебрёхиваясь с соседями, занимались при этом привычным для них делом – проверкой и перезарядкой личного оружия.
– Ваше благородие, разрешите, – обратился к гренадёрскому прапорщику Карпыч, протягивая Лёшке его подобранные и уже заряженные пистолеты.
– Валяйте, братец! – усмехнулся тот милостиво, наблюдая, как егерский сержант убирает оружие в такие занятные боковые кобуры.
– Ляксей Петрович, вас наши артельные наверх покорно просють, там Игнатушка наш, – и Карпыч судорожно дёрнул шеей.
– Простите, Алексей, – кивнул гренадёру командир егерей и побежал вслед за пожилым солдатом.
Алексей протиснулся в угол сквозь плотную толпу своих Апшеронских егерей. Все его артельные стояли без своих картузов, уставившись с угрюмыми лицами в одну точку. В огромной луже крови на полу лежал обезображенный труп Игната без головы. Весь его когда то, ранее, зелёный кафтан был теперь изодран в клочья, и через его прорехи и порезы были видны многочисленные раны на теле.
– Всего ведь гады изрубили, ещё живого резали Игнатушку, да, похоже, шибко мучили перед смертью страдальца! Это что это за звери-то они такие? – проскрипел Карпыч каким-то тусклым и пустым голосом.
– Прости, Игнат, не уберёг я тебя, – прошептал Алексей. – Голову его найдите, тут она должна быть! – отдал он команду своим егерям. – Ищите лучше, никто из турок из этого дома не смог с ней уйти.
Голову нашли в соседней комнате, она лежала в кожаном мешке с ещё одной, в ней гренадёры опознали голову своего погибшего в рукопашной схватке у вала поручика. Тело погибшего бережно снесли во двор и прикрыли шёлковой занавеской.
– Становись! – скомандовал Лёшка своему егерскому плутонгу. – Всем привести себя в порядок, проверить оружие и амуницию! – звенящим от ярости голосом скомандовал Алексей. – Сейчас мы пойдём и отомстим им за нашего Апшеронца! Всем разобраться по парам: один бьёт и уничтожает цель, другой при этом хоронится и заряжается. Всё! Вперёд, братцы!
Два десятка егерей ринулись по улице вдогонку за атакующими пехотными порядками.
Ближе к центральной цитадели османы, поняв, что уже не могут удержать русские штурмовые колонны, начали поджигать здания. Огонь постепенно начал охватывать город, но и через него разъяренные большими потерями части второй армии Панина сумели пробиться к последней турецкой твердыне. Именно в это время и была сорвана последняя попытка врага ударить русским в тыл, а их отряд был уничтожен и частично пленён. Потеряв последний шанс отбиться от русских, Эмин-паша запросил капитуляцию. Двенадцать тысяч человек сложило оружие, а семь тысяч было убито в ходе штурма. В крепости взяли 348 пушек и десятки знамён.
Всех пленных и горожан вывели из горящего города в поле. Войска спасали женщин и детей, выводя их из домов и из всех тех убежищ, где они прятались. Кутузов Михаил Илларионович лично руководил их спасением и даже получил, по воспоминаниям современников, ожоги. Среди спасённых была и Сальха, мать будущего крупного русского поэта XIX века Василия Андреевича Жуковского.
– Отходим, ребята, отходим, – поторапливал своих егерей Лёшка.
Впереди них с мешками в руках, узлами, какими-то тряпками, с детьми на спинах и в руках отходили к окраине города толпы мирных жителей. Многие русские солдаты сами помогали беженцам, неся детишек. С населением войска не воевали, по-своему горячо и совершенно искренне жалея простого человека. А за ними по пятам шло яростное пламя, пожирая дома и целые улицы.
Плутонг Алексея выносил помимо этого на себе двоих своих погибших и троих раненых бойцов. Из того злого дома, где ранее погиб Игнат, Лёшка захватил с собой и то странное, так его удивившее ружьё убитого им на пороге турка. В длинном и массивном его стволе виднелись многочисленные глубокие нарезы, и вообще, занятная была это штукенция.
Огонь буйствовал в городе три дня, все его строения сгорели, и на месте ещё совсем недавно богатого и шумного города дымились теперь лишь почерневшие развалины. С этого момента Бендеры потеряли гордое звание неприступной османской крепости на северных границах империи.
Русская армия потеряла во время штурма более двух с половиной тысяч человек убитыми и ранеными, а всего за время осады ею было потеряно более шести тысяч человек, почти пятая часть от всего войска. Такие большие потери и разрушение города произвели весьма неблагоприятное впечатление в столичном Санкт-Петербурге и сильно приуменьшили значение великой победы, купленной такой высокой ценой. Императрица Екатерина II сказала: «Чем столько терять и так мало получать, лучше было и вовсе не брать Бендер». Но тут она, конечно, сильно погорячилась. Падение такой стратегически важной крепости в северо-западном Причерноморье сильно ударило по всему престижу Турции. В Стамбуле даже был объявлен траур по этому поводу, а всё Днестровско-Прутское междуречье перешло под контроль русской армии. Её успехи убедили татар Буджакской, Едисанской, Едичкульской и Джабульской орд отложиться от Порты и принять покровительство России.
В осаде Бендер в чине хорунжего принимал участие Емельян Пугачёв. Удивительно, но буквально через четыре года именно генерал-аншефу Панину будет поручено усмирение мятежа своего бывшего подчинённого. Вскоре после его назначения повстанческая армия Пугачёва была разбита, а сам он попал в плен. За это генерал получил похвальную грамоту от императрицы, золотую шпагу с бриллиантами, алмазные знаки к Ордену святого апостола Андрея Первозванного и 60 тысяч рублей «на поправку экономии». Бывший же хорунжий донского казачьего войска получил скорый суд, плаху и топор.
Глава 5. Удачная сделка
На пятый день после овладения крепости Алексей был вызван к командиру батальона.
– Егоров, мы с тобой приглашены к командующему армией, его светлости графу генерал-аншефу Панину Петру Ивановичу для награждения, – объяснял причину своего вызова Кутузов. – По свидетельству множества очевидцев, именно трое наших егерей с десятком гренадёров из Черниговского полка взошли первыми на основной вал крепости. Рядовой Савва Смолин пал смертию храбрых там же на валу, нам же с тобой предписано явиться для награждения в штаб армии незамедлительно.
