– Серьёзные ребята, – кивнул Гущинский своему корнету. – Всё, по коням, уходим назад! – и через десять минут гусарская сотня выскользнула из леса в сторону Бухареста.
Первый дозор турок передовая тройка заметила уже утром следующего дня. По лесной дороге ехало три десятка татарских всадников в лохматых малахаях и меховых архалуках. Заслышали охотники их загодя. Всхрапнула под всадником лошадь, ударили, раскалывая застывшей лужи, конские копыта, и егеря, залегши под заснеженными кустами, проводили крымчаков долгими взглядами.
– Вперёд! – кивнул Алексей, и отряд разведчиков направился вдоль дороги дальше.
Через час лес закончился, и перед командой открылось большое открытое пространство степи с видимыми кое-где перелесками. Так и хотелось перебежать до первого, видимого от опушки и лежащего шагах эдак в пятистах от них. Но Лёшка удержал себя от соблазна и, как оказалось, правильно сделал, ибо минут через десять мимо этой самой опушки проскакала целая сотня вражеских всадников, и свежие следы ног, выходящие из леса, их бы здесь точно заинтересовали.
– Ждём ночи! – кивнул своим Алексей, и егеря отползли вглубь леса.
В небольшом овражке они разожгли небольшие костры и, вскипятив на них в плоских котелках воду, бросили в каждый из них красную чечевицу, сухарей, кусочки сала и вяленого мяса. Потом заправили всё это топлёным маслом и хорошо подсолили. Что это получилось за блюдо, было непонятно, но оно было вкусным и, главное, очень питательным. Все котелки троек опустели за десять минут, потом в них же вскипятили воду и заварили травяной чай.
– О-о, вот так-то воевать можно, – протянул Федька, похлопывая себя по пузу. – Мне эдак очень даже воевать нравится, ни тебе парик пудрить да букли на нём накручивать, ни тебе перед охфицерами во фрунт тянуться, даже строем под ружжём ходить ненать, а пища-то тут какая скусная – ляпота!
– Фёдор, тебе в дозор со своей тройкой заступать. Смени вон Потапа пока, а через два часа тебя сменит тройка Карпыча! – отдал распоряжение командир, обрывая мечтания Цыгана.
– Ну во-от, – протянул егерь, – только уж было задумал вздремнуть после такой скусной трапезы и на тебе…
– Иди, иди, баламут, там люди озябли уж небось, в снегу сидячи! Они-то ещё и не ели ничего горяченького, пока ты вот тут у костра лясы точишь. Всё бы ему побездельничать, пустомеле, – ворчал по привычке Карпыч, помешивая на костре варево для дежурной тройки.
Зимняя ночь наступает быстро, и чуть только над землёй сгустились сумерки, команда проскочила бегом до самого первого перелеска. А дальше был долгий путь. Уже пару часов не было слышно конных турецких разъездов, и егеря решили пройти как только можно большее расстояние до цели. Перед рассветом, услышав неподалёку пение петухов, они вышли на околицу небольшого валашского селения, домов в десять, и тут же, рядом с ним, в небольшом перелеске залегли на днёвку. До крепости было совсем не далеко, и ребята, умаявшись за переход, теперь отдыхали. Караул по очереди несла тройка Тимофея. Лёшка лёг на подстилку из срезанных веток и, прижавшись спина к спине к Матвею, тут же вырубился.
Сон пришёл сразу, как только голова коснулась подложенного мешка, и казалось, что он вовсе и не спал, когда его потряс дежурный караульный.
– Ляксей Петрович, Ляксей Петрович, вставай, проснись, – тряс его Семён из тройки Егора. – Старшой велел вам передать, что в сельцо небольшой отряд османов заходит. Их там чуть больше дюжины, и с ними ещё три подводы едут.
– О как! – встрепенулся Лёшка. – А вот это очень даже интересно. И он, обтерев лицо снегом, побежал вслед за вестовым.
Человек пятнадцать османов рассыпались по всему селу, и отовсюду теперь слышались крики, шум и женский визг. Хлопнул одинокий пистолетный выстрел, а потом всё стихло, и только где-то на дальней окраине жутко выла собака. Затем стихла и она, а минут через двадцать три нагруженные подводы начали выкатываться за околицу. Из ближайшего к егерям двора, распахнув ворота, два османских солдата вытащили за верёвку упирающуюся корову. За ними на коленях выползла пожилая селянка и, воя в голос, видно, о чём-то их там упрашивала. Самый высокий из турок громко рассмеялся и с размаху пнул женщину по голове.
– Таки оны провиант берут, – присел около Лёшки Живко. – По всей Османской империи так.
– Понятно, – кивнул Лёшка. – Ну ничего, в хорошем месте и вовремя эти фуражиры сегодня оказались.
Затем перевёл взгляд на серба и скомандовал:
– Поднимай ребят, и всем быть тут немедленно!
Когда все собрались около Алексея, он задал вопрос офицеру-картографу и проводникам:
– Сколько осталось до крепости и туда ли вообще идёт эта дорога?
По ответам было ясно, что до крепости ещё часов пять или более хода, и дорога эта идёт, по всей видимости, как раз именно туда.
– Всё понятно, – задумчиво ответил Алексей, потом помолчал, всё взвешивая, и объяснил свою задумку для всех: – Фуражирный обоз забрал припасы у местных и возвращается теперь в своё расположение. Если его команду грамотно и без лишнего шума вырезать, то можно будет под их видом зайти за первые оборонительные линии, ну а там уже действовать по обстановке.
План был принят, и егеря, обогнув село большим кругом, бросились со всей возможной скоростью вперёд. Нужно было опередить медлительных фуражиров и встретить их в самом удобном месте.
Лёшка вспоминал своего наставника в центре специальных операций – Иван Саныча, который, пройдя десяток горячих точек, больших и малых войн, натаскивал их, молодых салаг, и учил жизни: «Если ты всё обдумал и решил действовать, то действуй максимально жёстко и решительно. Так, чтобы от твоей наглости противник аж опешил и дал тебе шанс остаться в живых».
Навстречу фуражирскому обозу из трёх загруженных продовольствием подвод, пары коров и нескольких овец под охраной дюжины солдат и унтер-зембелджи шёл небольшой османский отряд в человек десять. Издалека было слышно, как на своих солдат ругается молоденький командир в такой большой каракулевой шапке.
– Что у вас там случилось, уважаемый, что они у тебя там натворили? – крикнул, привстав с передней подводы, старший обоза.
Отряды сблизились именно тогда, когда дорога проходила через один из многочисленных перелесков. Алексей остановил строй ряженых прямо перед повозкой, а сам вышел навстречу унтеру и, подойдя, на глазах у его людей резко вонзил кортик в сердце. На оторопевших турок из перелеска и от подошедшей пешей команды, со всех сторон разом набросились люди с кинжалами и штуцерными штыками-кортиками. Минута – и без единого выстрела всё было кончено, сопротивления фуражиры оказать попросту не успели.
– Быстро, трупы в перелесок и укрыть ветвями! – скомандовал Лёшка. – Нас в отряде, что пойдёт в крепость, будет четырнадцать, по числу этих фуражиров. Со мной идут в первую очередь господин прапорщик и сербы, все те, кто у нас знает турецкий. Идёшь также ты, Фёдор, как самый чернявый, Кудряш, как самый здоровый, Карпыч, ты пойдёшь, Тимофей… – и Лёшка перечислил сам всех тех людей, кому нужно было идти с ним. – Дополняем свою одёжу турецкими вещами, обмажьте всё хорошо сажей и грязью, вы и так, конечно, у костров уже изрядно вымазались, и всё-таки прикройтесь чем-нибудь, чтобы ваши рязанской морды не было далеко видно. Вот после этого и двигаем в крепость, мы туда как раз к вечеру поспеем. Остальные идут за нами и прикрывают, если что-то случится в крайнем перед крепостью лесочке. Ну всё, пошли – и обоз покатил к Журже.
