Воспользовавшись возникшей заминкой на поле, Олиц кинул вперёд всю имеющуюся у него кавалерию. Гусарские, кирасирские, казачьи и карабинерные полки ударили в дрогнувшие конные порядки врага. Русская кавалерия опрокинула противника и обратила его в бегство.
– Получай! – крикнул Лёшка и выстрелил во всадника с бунчуком. Минута, и перед русским строем остались лежать лишь тела погибших и раненых турок, да ещё конские трупы.
Барабаны ударили снова марш и перезарядившиеся плутонги, пошли вперёд, блестя наточенными штыками.
– В цепь, россыпью! Бегом марш! – скомандовал своим стрелкам Алексей, и егеря побежали перед строем штурмовых колонн.
Русские войска, взяв инициативу в свои руки, быстро продвинулись вперёд и заняли предместья крепости. Турки были обложены по всему фронту и больше уже не могли использовать своё преимущество в коннице, лишившись всякого маневра. Они ещё попробовали было ударить ночью, предприняв вылазку, но были отбиты с большим для себя уроном.
На всех опасных направлениях против них были выставлены орудия и плотные пехотные порядки. Турецкие батареи были с ходу подавлены превосходящей мощью артиллерии русских. Тут очень помогало то, что все их расположение и оборонительные сооружения были уже заранее известны, и атакующие войска действовали по чёткому плану. В осаде войска Олица засиживаться явно не собирались, и в ночь с 20 на 21 февраля был объявлен генеральный штурм.
Под грохот орудий и маршевую дробь барабанов русские войска пошли на штурм батальонными и полковыми колоннами. Атакующий их порыв был настолько стремительным и точным, что турки один за другим бросили свои оборонительные ретраншементы и всей массой ринулись в город. Войска Олица преследовали их по пятам, не давая возможности, остановится и организоваться для отпора. Основная масса отступающих в панике ринулась в сторону главного замка, который находился на одном из островов Дунайской протоки. Командующий турецкой армией приказал поднять мост, чтобы русские не прорвались по нему в цитадель. Тысячи турецких пехотинцев, бросив личное оружие, кинулись вплавь, пытаясь найти спасение на острове. Многие из них так и утонули в холодных водах огромной реки.
Общие потери русской армии при генеральном штурме составили 179 убитых и 820 раненых. Потери турок только лишь убитыми составили более 8 тысяч человек.
Напротив замка были немедленно выставлены русские батареи, которые начали вести непрерывный огонь по противнику. Самыми первыми были подавлены огрызающиеся огнём батареи турок. Затем огонь перенесли на защитные бастионы и на центральную цитадель замка. Шанса отбиться у гарнизона уже не было.
Генералом Олицом был предъявлен ультиматум о немедленной сдаче замка, иначе решительный штурм, и всем смерть!
Отдельная егерская команда занимала место чуть западнее двух длинных Дунайских притоков, и большие заросли камыша, словно заросли бамбуковых джунглей, охватывали тут огромные площади поймы. В двух верстах к востоку лежала крепость Журжи, взятая два дня назад. Вот-вот должен был капитулировать и весь оставшийся гарнизон замка, подвергавшейся непрерывному обстрелу в течение последних двух суток. Прогремевший оглушительный взрыв порохового склада, наделавший множество разрушений в самой цитадели, поставил точку в этом обстреле. Турки запросили капитуляции.
В команде потерь не было, получили лёгкие ранения трое егерей из новеньких, да осколком от разорвавшейся неизвестно чьей бомбы резануло мышцу на ноге у Потапа, и теперь он прыгал на одной, отказавшись на отрез, идти в лазарет. Активных боевых действий здесь больше пока не предполагалось и, зашив да перевязав всем раны, этих страдальцев оставили пока в команде.
– Пара недель стояния тут точно будут, пока всё вокруг здесь уляжется, а потом как доставить на главную квартиру стреноженного Потапа, уже и придумаем, – ответил Лёшка Никитичу на вопрос, что с ним делать.
Сам же он крикнул тройку Живана и направился к ближайшей протоке. Нужно было проверить посты, а потом уже идти для доклада в штаб. Нормально поговорить с самого момента выхода из Бухареста с фон Оффенбергом пока ещё возможности не было. Главный разведчик и «по совместительству» картограф дунайской армии был очень занят подготовкой к штурму и послал Лёшку при встрече «позаниматься немного делом», а не донимать высокое начальство докладами о своих подвигах. О которых, кстати, оно и так было уже весьма так качественно осведомлено.
– В общем, придешь, Егоров, как турки сдадутся, – буркнул усталый от недосыпа немец, и Лёшка, как и было ему сказано, «пошёл воевать турку».
Теперь же вокруг было спокойно, и душа прапорщика требовала определённости.
Оставался ещё для проверки самый дальний пост, где сейчас стояла в секрете тройка Тимофея, и Лёшка, не спеша, шёл к нему, беседуя с Живаном. Серб уже совсем неплохо разговаривал по-русски, да и ранее его легко можно было понять. Очень близки между собой были родственные по своей сути русский и сербские языки, так же, впрочем, как и сама культура и единая православная вера этих братских народов.
Разговор опять зашёл на тему пан славянизма и о формировании единой великой страны под знаменем Российской империи. Последним препонам для этого, по словам Милорадовича, была дряхлеющая оттоманская Порта.
– Нашим армиям достаточно ударить посильнее, и её ослабевшие войска откатятся к проливам, а там и весь край, населённый южными славянами, поднимется на священную борьбу. Сербы, болгары, македонцы, словенцы, хорваты – все разом поднимут знамя войны против турок. Кроме славян их ещё поддержат и греки с валахами, да и со всеми другими народами заодно, проживающими на Балканах, – взволнованно доказывал ему егерь. – А там уже и западные славяне: чехи, поляки и словаки подтянутся, увидев такую силу и вспомнив про нашу родственную кровь.
– Эх, Живан, Живан, чистая твоя душа, – покачал головой Алексей. – Да кто этому осуществиться-то даст? Тут вон только мы голову подняли, и против нас весь запад начал козни строить. В Стамбуле несколько полков нового порядка под присмотром французских офицеров-советников формируются, артиллерийские и ружейные мастерские строятся, и это ещё Австро-Венгрия активно нам палки не начала пока что вставлять. Поляки, так и вообще себя частью славянского мира не чувствуют, им ближе веяния запада, а мы им извечные враги и соперники. По чехам пока ничего не скажу. Да и османы ещё не настолько ослабли, чтобы им легко сдать свои позиции. Век, а то и полтора, с ними точно ещё пободаться придётся, освобождая все братские балканские народы из-под их многовекового гнёта.
– Короче, нам с тобой, Живан, и нашим детям и даже внукам и правнукам точно тут придётся не раз ещё эту грязь месить, – и он кивнул на порядком раскисшую землю.
– Эх, Алексей Петро-ович, ну нельзя же быть настолько пессимистичным, – покачал сокрушённо головой серб и, посмотрев в сторону камышей, вдруг дёрнул командира за руку.
Там, на расстоянии шагов в триста-четыреста колыхалась стена из растений, и, наблюдая с возвышенного берега, можно было видеть в ней порой мелькание чьих-то головных уборов. Учитывая саму высоту зарослей, это могли быть только всадники, и шли они со стороны только что недавно взятой крепости.
