Есаул Писаренко молча выслушал егеря и крикнул вестового:
– Хорунжего Платошку живо ко мне! Садись пока, подпоручик, погоди, сейчас он сам сюды прибежит, евойная сотня там была в дозоре, вот ты из первых уст-то всё сам об этом и услышишь.
Хорошо знакомый хорунжий прибежал быстро. Своего командира эскадрона он, видать, шибко уважал, и долго ждать себя не заставил. Поздоровались, как уже хорошо знакомые приятели.
– Расскажи мне Платон, что ты видел сам. Всё расскажи, – попросил Лёшка, пристально вглядываясь в глаза казака.
– Ну как дело-то было, – почесал тот затылок. – Фёдор Ефграфыч, значится, нас дозором послал пройтись выше по течению Дуная. Турка-то Журжу эту у нас отбила, да начала там людишек своих собирать поболее, а ещё и конницу они подтянули к себе. Ну а те-то, что, знамо дело, озоруют в окрестностях. Где наш отряд фуражиров вырежут, а где и на наш малый дозор даже наскачут. А особенно эти там злобствовали, беслы с волчьими хвостами на шапках. Вон, с такими, что у тебя на картузе-то нацеплено, – и хорунжий кивнул на егерскую шапку Лёшки. – Да ты их знаешь ведь, Ляксей, мы с тобой их зимой хорошо эдак пощипали.
– Давай, давай Платон, ты лучше дело сказывай, что ты всё вокруг да около ходишь, – поторопил подчиненного есаул.
– Да я и так сказываю, Фёдор Ефграфыч, – кивнул казак. – Ну, так вот Полусотня Лутая прямо под берегом шла и как раз на то место-то и выскочила. Он потом вестового ко мне заслал, и мы подскочили все тоже на это самое место. Там у Свиштова, небольшого валашского селения, пристанька была такая малая, баркас или ещё какое речное судёнышко людей там местных с реки высадило, на Журжу-то им никак нельзя было идти, под туркой же она к тому времени уже была. А тут, видать, этот разъезд турецкий мимо проходил, ну вот он всех-то там и того…
– А что спрашиваете-то, господин подпоручик, уж не из близких ли случаем кто оказался? Вроде бы местные все там лежали, по большей части одни валахи были. Ну, был там ещё дядька пожилой да девица при нём, такая красивая вся, чистая! Эх, только вот платье её в крови, конечно же, было, а так лицо такое доброе, светлое. Лежит как будто бы живая, глаза у неё большие, зелёные и улыба такая ясная. – И Платон, вспоминая былое, едва не прослезился, перекрестясь на походную икону в углу командирского шатра.
– Это была моя невеста и её отец, Платон, – хрипло проговорил Лёшка, буквально выталкивая эти слова из горла.
– Да ладно! – ошарашенно уставился на него казак. – Ой-ёй, как же это так-то! Я ведь и не знал и не думал, что так выйдет-то! У неё ещё бумага какая-то с печатью была зажата в кулачке. Насилу расцепил я ей тогда пальчики. Всё-таки бумага с печатью же, а это ведь документ. Вот я и взял её, чтобы, значится, нашим в штаб передать. Сам-то я грамоте не обучен вовсе, – оправдывался, тараторя, подхорунжий.
– Я ей её дал, – с тоской проговорил Лёшка и развернул лист в кровавых разводах. – Платон, ты мне покажешь потом это место? Мне бы там побыть надо, понимаешь?
– Да конечно, Ляксей, конечно, покажу, – закивал хорунжий. – Мы там со станичниками похоронили всех их чин по чину. Всё ж таки христиане ведь были и смерть свою от басурман приняли ни за что. Там место такое красивое, холмик над рекой как раз возвышается, и деревца растут. С него далеко вокруг видно.
– Кто это были, хорунжий? – Алексей пристально вглядывался своими стальными глазами в казака. – Вы это смогли узнать?
– Да что там узнавать-то, – отмахнулся тот. – Мы же когда в Свиштове лопаты и кирки брали, чтобы те могилы нарыть, спросили у местных, что да как, ну вот они-то нам всё и рассказали тогда. Опять беслы это были. Они и несколько жителей из селения посекли, из тех, кто попрятаться не успел, когда они вверх по реке уходили через их село. Видаки хорошо рассказали и про чёрное одеяние их и про шапки эти с хвостами, и что кони у них были на загляденье, да и про почерк их особый. Они ведь в отличие от других турецких конных редко когда мирных мучают, секут их сразу же на смерть и всё, и женщин они никогда не насильничают, а сразу же вместе со всеми режут.
– Ой, что это я дурак! – прикусил свой язык Платошка, увидев огромный кулак есаула.
– Понял я тебя, Платош, спасибо тебе, значит, не мучили эти мою Анечку? – посмотрел на него Лёшка.
– Неет, господин подпоручик, Христом Богом клянусь, что не мучили её, быструю смерть они с отцом тогда приняли.
Спасибо тебе, Платон. Помни наш уговор, ты обещал показать это место мне! – ещё раз поблагодарил его егерь и вышел из шатра. Дальше его путь лежал в штаб.
– Господин полковник, особая отдельная команда егерей готова к ведению боевых действий, некомплект в команде один человек. Больных у нас нет. Дайте нам дело, ваше высокоблагородие!
Барон прохаживался по кабинету.
– Дело вам дать? Ты, я смотрю, в себя ещё не пришёл. А ну как положишь всю команду свою в горячке? Тут, брат, нельзя спешить, прости.
– Я в порядке, господин полковник, – ледяным тоном ответил Егоров. – И сам я, и моя команда к бою готовы. Мне теперь долго жить надо ваше высокоблагородие. Чтобы за невесту отомстить и эту сволоту выбить, уж я-то теперь так просто не умру! – и он твёрдо взглянул в глаза барона.
– Хм, ну-ну, – хмыкнул тот и немного помолчал. – Ладно, будет тебе дело, коли так сам просишь. Слушай меня внимательно, подпоручик и пока никому об этом не слово.
– Нашему командующему Первой дунайской армией генерал-фельдмаршалу Румянцеву никак не удаётся выманить противника в большое полевое сражение. Турки уже хорошо обожглись в предыдущих битвах и, как видно, более рисковать не желают. Их тактика заключается в том, чтобы вымотать нас кровопролитными осадами у своих многочисленных крепостей и раздёргать всех по всей протяжённой дунайской линии. И вот пока мы не выбили всю их основу, все эти полки янычар и регулярной кавалерии, что сюда уже стянул султан, никакого успеха у нас на этом направлении не будет. Сейчас, по нашим сведеньям, около крепости Журжи наконец-то начинают стягиваться всё большие силы османов. Если это действительно так, то есть шанс оттянуть их подальше от реки и сюда к нам поближе, навязать им большое полевое сражение, а потом и всех разом в нём разгромить.
– В данный момент мы всячески показываем всю слабость наших сил под Бухарестом. Что у нас тут три, ну от силы четыре полноценных полка всего есть и лишь несколько отдельных батальонов. Полевые укрепления здесь слабые, войск, защищающих город, очень мало, а в самом городе и в находящихся при нём войсках царит неорганизованность и даже паника. Да и действительно, ведь после того последнего неудачного штурма Журжи наши полки Бухарестской дивизии весьма серьёзно ослаблены. В них сейчас только половина личного состава находится в строю. Войска страдают от болезней, от большой нехватки продовольствия, амуниции, транспорта и боевых припасов. И что-то мне сейчас подсказывает, что про все эти наши сегодняшние трудности турки прекрасно осведомлены.
Как ты думаешь сам, подпоручик, клюнут ли на всё это османы?
