– Я могу ещё стоять, – натужено промычал рыжий.
Строй замер. Лёшка подошёл в упор к Ваське и с интересом его оглядел.
– У нас по два раза приказы не принято повторять, Василий. Ты это, отдохни там, утомился уж больно в мушкетёрской роте, как я погляжу, – как-то так мягко и по-доброму проговорил подпоручик. – Федя, ты отведи новенького к себе.
Цыган вылетел из строя и, подхватив рыжего, утащил его в сторону того дома, где и сам стоял на постое.
Лёшка проводил взглядом парочку и повернулся снова к команде.
– Братцы, нам велено сопровождать нашего барона в крепость Браилов с важными документами. Пробудем мы там долго, поэтому готовьтесь все как будто бы на полевой выход.
– Никитич, твоя задача – взять человек семь-восемь в помощь и закупить всё то, что мы берём на такие дела, из расчёта на неделю, ну пусть даже на десять дней.
– Потап, ты мужик у нас хозяйственный. Тебе с утра быть на рынке с пятью рядовыми. Найдёшь там рыбаков и суконщиков. Закупишь у них побольше рыбацких сетей, лучше, чтобы они с некрупной ячеей сами были. Хорошего плотного парусинного полотна ещё там закупи, такого, что мы зимой на выходы для своих пологов берём, и снеси это всё местным красильщикам. Пусть там срочно прокрасят нам всю эту парусину в зелёно-коричневый цвет. Главное для нас, Потап, – это скорость, пусть они даже с «непрокрасом» получатся, в разводах или же полосах все, это даже и лучше для нас. Да, и тряпья заодно в красильне этой ещё закупи всякого, у них ведь всегда обрезков там много остаётся с дела, так что тебе задёшево его отдадут. Деньги на всё я вам выдам.
– Всем остальным, как обычно, подготовиться к выходу. Пули отлить, наготовить патронов на три нормы, форму, обувь и оружие тщательно проверить. Да вы и сами всё знаете, что и чего вам там нужно делать.
Сбоку из переулка показалась какая-то фигура, и Алексей, мимоходом окинув её взглядом, продолжил инструктаж. Вдруг у него как будто что-то щёлкнуло в голове, и он резко повернул голову в сторону подходящего. К ним со стороны города подходил Курт! Курт – родной брат его Анхен, которого он уже вообще не чаял когда-либо увидеть.
Лёшка стремглав бросился к нему навстречу. Строй егерей с открытыми ртами наблюдали, как их суровый командир обнимает, тискает, что-то шепчет этому невысокому широкоплечему белобрысому парню в форме местного арнаутского полка.
– Макарыч, – крикнул Лёшка, – ты сам тут продолжай, я пока занят буду! – И двое парней удалились в тот дом, которой занимал на постое командир.
– Ну вот, – продолжал свой рассказ Курт. – Прошу прощений, мой язык не очень корош, и я сильно сейчас волноваться. Поэтому могу неправильный сказать, но мне надо учить язык, и я буду говорить только русский.
– Да говори, как ты хочешь, – успокоил его Егоров. – Я тебя всё равно пойму.
– Корошо, – кивнул Курт. – Когда пришёл этот ужасный новость, я болел долго, очень долго болел. А потом решил идти и воевать осман. Я не хотеть оставаться дом, там трудно на всё смотреть и напоминать мой дед и Анхен. Я идти в русский штаб и проситься в ваш армий. Но мне там сказать, что я есть подданный другой держава, и потом послать в полк арнаутов, – и Курт показал на свою весьма странную форму, состоящую из широкой белой юбки с оборками, чёрных высоких сапог, синего цветастого кафтана с четырьмя рядами медных пуговиц и небольшой чёрной круглой шапочки на голове.
Зрелище, конечно, было ещё то!
– У меня не быть выбор, и я идти в арнаут, только чтобы бить осман. Осман убил всех мой близкий. Мать, отец, дед, сестра, – всех, – загибал он пальцы на руке. – Он всех убил, кого я любить. – Немец сжал кулаки. – И теперь я убивать осман. Но арнауты плохой солдат, они всё только спать, есть и пить много вино. Сегодня я вдруг увидеть один русский егерь с волчий хвост на шапка. Ооо, я хорошо знать, кто носит такой шапка, и пошёл тебя искать. Я хочу быть твой егерь, Алексей, ты не пожалеть это. Я очень хорошо стрелять штуцер. Мне девятнадцать лет, и я десять много стрелять штуцер и фузей. Я много охотиться утка у озер, вальдшнеп в поле дробью, косуля и кабан пулей в лес. Я очень хорошо знать оружий, порох и сталь. Я буду короший егерь.
– Хорошо, хорошо, Курт, – положил ему руку на плечо Алексей. – Ты, главное, не волнуйся и кушай, кушай, не отвлекайся, – кивнул он на ополовиненную глиняную миску с едой. – Буду решать это дело в штабе. Ты, конечно, не подданный Российской империи, но право подать на это своё прошение имеешь. У нас вон и так двое сербов в команде служат, отменные стрелки, надо тебе сказать, почему бы и немцу теперь не служить у нас, да ещё и моему родственнику, – и он с тоской прижался головой к его голове.
Двое суток, данные команде на подготовку, неслись с ужасающей быстротой. Сделать нужно было всем массу дел.
Вопрос по Курту в штабе был решён быстро. Фон Оффенберг сам принял в этом участие, и составленное по всей форме прошение о принятии в подданство Российской империи оружейного мастерового Шмидта Курта Оттовича ушло, заверенное печатью главного квартирмейстерства, в столицу фельдъегерской почтой.
По поводу его перевода в особую команду вообще не заморачивались, в арнаутский полк было просто отправлено уведомление о переводе его в русские егеря. Там, похоже, вообще на это всё и всем было безразлично, иррегулярные войска жили какой-то своей особой и непонятной жизнью. И уже после обеда подтянутый и переодетый в русскую зелёную форму егерь ушёл домой собирать вещи. От многих его сейчас отличало только отсутствие волчьего хвоста на головном уборе.
Провизии закупили с избытком и теперь прокладывали вяленое и сырокопчёное мясо, колбасы и сало хорошо провощённой бумагой и холстиной. Отдельно прибирали топлёное масло, сыр, орехи и крупу.
Потап притащил плохо прокрашенную парусину, всю в серо, жёлто и зелёных разводах. На удивление у всех командир такой плохой работе очень обрадовался. Он весело хлопнул капрала и показал большой палец:
– А теперь делите всё на пологи, обшивайте у них кромку и затем тщательно сушите. Это как раз то, что нам нужно!
Для чего была нужна груда рыболовных сетей, стало ясно, когда командир прямо перед построенной на загородном полигоне командой отхватил ножом от одной кусок в два аршина и прямо там же за три минуты нарезал от кучи тряпья пару десятков тесёмок. Народ смотрел с открытыми ртами, совершенно не понимая, для чего их Петрович навязывает всю оную тесьму на этот кусок сетки. А потом он ещё и обсыпал своё изделие всякой соломой, пучками травы и прочего мусора. Никак чудить его благородие изволило!
Всё стало понятно, когда он скомандовал всем:
– Кругом! Считать до двадцати и уже только потом оборачиваться.
Гусев добросовестно досчитал, народ обернулся, и командира на поляне не нашёл. Один только Федька Цыган знал, где он залёг, потому как был этот егерь плутом, и от соблазна подглядеть, он, конечно же, не удержался. Одно только удерживало сейчас Фёдора от того, чтобы не проболтаться, это тот кулак, который он увидел из-за сетки перед тем, как та размазанная фигура залегла. И теперь он молчал, хитро поглядывая на удивлённых товарищей. Тайны Фёдор хранить умел, особенно если они так грамотно аргументировались.
