– Упрямый, рыжий, – поднял удивлённо брови Алексей. – Ага, ну если и упрямый, а ещё и рыжий, значит, я понимаю, о ком сейчас речь. Запустите его, отец, пусть он ко мне заходит.
Знакомая фигура здоровяка нагнулась, проходя вовнутрь комнаты. Егерь из новеньких вытянулся в струнку по стойке смирно и с самым уставным видом рявкнул что только было мочи:
– Ваше благородие, разрешите обратиться к вам лично, егерь особой команды Афанасьев!
– Тише ты, Афанасьев, чё орёшь-то так! Сейчас вся команда сюда сбежится с ружьями, подумает, что тревогу объявили и уже турка наступает. Что, хочешь панику, что ли, тут поднять?
– Никак нет, Ляксей Петрович, – прогудел, как только мог тише, Василий. – Я повиниться тут к вам пришёл. Я же не знал, я же не думал, я ведь дурак как… – и лицо егеря сравнялось по цвету с волосами своей шевелюры.
– Ооо, – протянул Алексей. – Ну тогда садись, Афанасьев, скоро спать мы не ляжем точно уж нонче, садись, садись, говорю, да приказываю я, в конце-то концов, сесть уже! – прикрикнул подпоручик.
– Чевой там, разговаривают, что ли, они? – спросил, переминаясь на месте, Карпыч.
– Аха! Толкуют о чём-то, – шёпотом ответил Фёдор, отрывая ухо от окошка.
– Тихо хоть толкуют-то? – переспросил старый унтер у Цыгана.
– Душевно, – ответил тот со счастливой улыбкой.
– Ну а чё ты ушанишь-то тогда, пошли отсель, нечего нам за командиром здесь подслушивать! – взрыкнул Карпыч. – Пошли, говорю, дурень, мы своё дело ужо сделали, пущай теперяча они сами тут по душам потолкуют. Пошли, шкодина.
19 октября 1771 года собранные под Журжи огромные силы турок двинулись в направлении Бухареста. Под командованием сераскира Эмир-Махмеда было около 10 тысяч пехоты и более 40 тысяч кавалерии. Семь тысяч пехотинцев составлял только лишь корпус янычар. Турецкий командующий спешил ударить по русским до наступления затяжных дождей. По его сведениям, в Бухаресте на тот момент было всего три-четыре полка, из которых только два были пехотными. Наконец-то он переиграл этих русских, растянув их силы по огромной территории. Теперь же их можно было бить по частям.
Навстречу османской армии вышла сводная дивизия под командой генерал-поручика Эссена. Предупреждённые загодя о готовящимся на них наступлении, русские успели собрать под Бухарестом три отборных отдельных гренадёрских батальона, восемь пехотных и три казацких полка. Наконец-то им удалось выманить турецкую армию из-под защиты крепостных стен и навязать ей большое полевое сражение. Под командованием у Эссена было 13 тысяч солдат и офицеров, почти в четыре раза меньше, чем у его противника. Но русские были уверены в своей победе, им выпал шанс рассчитаться за недавнее поражение под Журжей.
Противоборствующие армии встретились у местечка Вокарешты. Эссен построил свою пехоту в четыре каре с конницей в интервалах между ними и контратаковал турок.
Особая команда егерей бежала опять в россыпном строю впереди пехотной колонны генерала Гудовича. С ними вместе бежали полковые егеря и стрелки охотники.
Всё повторялось, так же как и почти полтора года назад на Кагульском поле. Густая пыль, поднятая турецкой конницей, застилала всё поле. Наша артиллерия встретила её, загодя обстреливая издалека ядрами, а потом перешла и на дальнюю картечь. В приблизившихся на четыреста шагов сипахов ударили штуцера стрелков, и русские единороги перешли тут же на ближнюю картечь.
«Бах!» – первую пулю в этом сражении штуцер вогнал в турецкого всадника со знаменем. Оно выпало на землю вместе с кавалеристом, а Лёшка уже засыпал порох на полку замка из откусанного патрона. Зарядить оружие он явно не успевал, а вот и заговорили гладкоствольные фузеи его егерей. Подпоручик оглядел поле боя и просвистел команду отхода. Стоявший рядом с ним Гусев пробил марш «цепи в каре», и стрелки стремглав кинулись в свободный проход между пехотными плутонгами.
«Бах! Бах! Бах! Бах!» – в упор, со ста шагов ударили фузеи пехотинцев. И сплошная стена из штыков вынырнула перед мечущейся кавалерией.
В это время с тыла пехоту турок атаковали два кавалерийских полка генерал-майора Текелли, которых Румянцев выслал сводной дивизии на помощь. Рассеяв наступающую на них конницу, по янычарам также ударили и подоспевшие каре генерала Эссена. Янычарский корпус, оказавшись между двух огней, был дезорганизован и начал бегство, не помогли туркам и новые присланные султаном вместе с французскими советниками пушки. Они просто не успели развернуться и встретить огнём русские боевые порядки. Всё было брошено прямо на поле боя.
Но Эмир-Махмет был опытным и решительным полководцем. Видя, что его войска терпят поражение в центре баталии, он, тем не менее, вывел часть своей конницы из боя и приказал ей переправиться на левый берег реки Дембовицы, после чего совершить рывок и взять оставленный без прикрытия Бухарест с наскока.
Опасный манёвр турецкой кавалерии был вовремя замечен бригадиром князем Долгоруковым, который немедленно бросил на левый берег Дембовицы весь имеющийся у него резерв.
Два конных полка, Третий донской казачий и ахтырских гусар, рубились на поле насмерть, связав прорывающуюся конницу турок. Эссен, заметив угрозу обхода, направил туда же и каре Гудовича с артиллерией.
«Бум! Бум! Бум! Бум! Бум!» – частили барабаны, задавая повышенный ритм марша. Колонна практически бежала, стремясь успеть перерезать путь туркам и выручить свою кавалерию. Впереди, как всегда, неслись бегом цепи лёгкой пехоты. Перевалив через холм, им открылось место сшибки больших конных масс.
– Огонь с колена по готовности! – скомандовал Егоров, сам выбирая для себя цель.
Вот крепкий и немолодой казак, срубив одного своего противника, теперь еле отбивался от двух. Лёшка выцелил того, что был более открыт, и нажал на спусковой крючок. «Бах!» – приклад ударил отдачей, а поражённый пулей всадник рухнул на шею своего коня. Лёшка скусил новый патрон и всыпал четверть заряда на полку замка, начиная перезарядку штуцера.
Фузейщики, пробежав чуть дальше штуцерников, начали вести свой частый огонь со ста пятидесяти и с двухсот шагов. По берегу реки в это время выходил большой плотный отряд конницы, и среди этих всадников мелькали головы, покрытые волчьими шапками.
– Ну, вот мы и снова встретились, беслы! – прищурился подпоручик, добивая пулю в нарезы ствола.
На вершину холма орудийная прислуга, надрываясь, выкатила три полевых единорога, и канониры вокруг них засуетились, забивая заряд и закладывая картузы со свинцовыми шариками. Грохнули три громовых выстрела, жерла орудий окутались облаком сгоревшего пороха, и во фланг кавалерийского отряда ударил с визгом рой картечных пуль. Словно бы гигантской расчёской выкосило десятки конных турецких гвардейцев. А егеря ещё больше прореживали их порядки. К стрелковой цепи со штыками наперевес уже выходили пехотные батальоны. Артиллеристы разошлись не на шутку, скорострельность полевых орудий вообще превышала скорострельность всех тогдашних ружей, а уж единороги были самыми скорострельными орудиями из всех имеющихся на вооружении систем. Более шести-семи выстрелов в минуту били они поверх своих атакующих пехотинцев, смешивая ряды конницы. Турки не смогли развернуться навстречу противнику и бросились от штыковой атаки и разящей картечи, отходя за реку. Потрёпанные сотни беслы, словно стаи волков, оставили общий строй и бросились тоже отходить отдельной группой.
