– От господ офицеров первой дунайской армии новоиспечённому прапорщику! – выкрикнул штабист Светлов и вручил Егорову прекрасную гусарскую саблю с небольшой кривизной лезвия, бронзовым закрытым эфесом и елманью – специальным расширением в верхней трети клинка, предназначенного для усиления её рубящего удара.
– Сталь золингеновская Лёшка, рубить изумительно будет, никогда не сломается и в бою не подведёт, – с видом знатока объяснял его первый егерский командир Куницын. – Нам ведь егерям в нашем особом деле шпага или палаш будут весьма неудобственны. Тяжелы они, да и в деле не больно-то их применишь, а тут она и мешаться-то на поясе не будет. И рубить ей одно удовольствие. Сам знаю, лично уже её испробовал для пущей уверенности на лозе. Она-то, эта сабелька, лёгкая, баланс у неё превосходный, я и сам бы такую хотел, да вот как-то к своей родной уже привык, – и он погладил эфес своей «венгерки». – А батюшкину шпагу ты, конечно, Лёшка, не забывай. Я ежели на какой-то там парадный случай или на представление иду, так тоже свою на пояс нацепляю, как никак это семейная реликвия! С моей-то шпагой ещё дед мой Евграф Илларионович под Нарвой и под Полтавой со шведом резался. Сам-то он из петровских потешных полков вышел, и своей собственной кровью первый благородный чин заработал. Во как братец – история! – и весьма подвыпивший офицер потряс указательным пальцем.
Играли на скрипках местные народные мелодии музыканты. Сновали по залу прислужники, разносящие напитки и кушанья. Гости отдыхали от души. Той первой скованности, какая бывает, когда соберутся вместе разные люди, здесь уже и в помине не было. В центре зала был сервирован стол для господ офицеров, а по бокам его расставили столы для солдат и унтеров. Чрезмерного винопития и дури среди нижних чинов не наблюдалось, как видно, до каждого было уже «популярно» доведено, «что», «сколько» и «когда» тут было можно.
Господа офицеры, как обычно, спорили о том, какой род войск был наиболее удачным. Гусары налегали на превосходство кавалерии перед пехотой, егеря считали, что точный огонь застрельщиков будет важнее лихого наскока конницы, Апшеронский пехотный не сдавался и грозил всем стеной штыков сомкнутого каре. Затем этот спор плавно переключился на другие темы, но Лёшка этого уже не слышал. Он свернулся калачиком на своём огромном деревянном стуле-кресле и посапывал во сне под жалобную мелодию валахов.
– Уморился с непривычки от хмельного зелья. Мы его благородие аккуратненько до дома снесём, ну что он тут со всеми-то мается, – стоял дядька Матвей перед Лёшкой. – Да и сами уже в своё расположение пойдём, чай вон ночь на дворе стоит.
– Давайте, братцы, давайте, – кивнул Гридин. – Тихонько его несите, не зашибите только командира. А мы тут ещё посидим с господами офицерами. Будьте здоровы, братцы!
– Неет, что вы, вашвысокоблагородие, не шелохнется даже наш господин прапорщик, – ответил Карпыч и укрыл Лёшку шинелью.
Егеря подхватили кресло своего офицера со всех сторон и буквально на цыпочках, чтобы невзначай не качнуть, вынесли его из заведения.
– Завтра всё в целости вернём, и по расчёту вы тоже не волнуйтесь, как только его благородие отдохнут, за всё, как вы и обговаривали, сполна рассчитается, – объяснялся с распорядителем «Зажаренного ягнёнка» Матвей Никитич. – У вас-то ещё и продолжение, как я погляжу, будет? – и он кивнул на разошедшихся к ночи офицеров.
– Да не волнуйтесь вы, уважаемый, придёте, как вам самим будет удобно. Мы ведь с вашим офицером всё уже обговорили заранее, и задаток свой получили. А по поводу тех гостинцев, что он заказывал, вот как раз их с собой и заберёте. И за этих гостей тоже не волнуйтесь, уважим и проводим всех с честью и с тем отношением, какое и подобает иметь к самым уважаемым людям.
Вот так и шёл строй егерей через весь ночной город к своей окраине, а посредине его мерно покачивалось большое дубовое кресло. Не один патруль так и не встретился им по дороге. Видно, у комендантских были и свои важные дела в это позднее время.
Глава 5. Три штуцера
Наутро Лёшка проснулся у себя в комнате, в постели, с раскалывающейся от боли головой. Рядом на одном стульчике стоял кувшин с холодной водой, а на другом, большом дубовом, сделанном в виде кресла и явно принесённом сюда из харчевни, лежала его аккуратно сложенная офицерская форма. К стульчику была приставлена подаренная вчера сабля в чёрных ножнах и родная батюшкина шпага.
Лёшка поднапрягся и вспомнил вчерашний банкет и тост майора Гридина за первое офицерское звание прапорщика Егорова, за его быстрый рост в чинах и требование офицеров наливать виновнику торжества крепкого хмельного. Лёшке резко поплохело и чуть было не вырвало от одной только мысли о спиртном.
«Какой кошмар! – содрогнулся он при мысли об испорченном вчера вечере. – И всё вот это было на людях, да ещё при своих нижних чинах. Даа, плохая была затея собрать всех в одной общей зале. И чувствую самое настоящее похмелье», – Лёшка поднялся и потянулся за одеждой.
– Господин офицер будет откушивать? – в светёлку заглянула хозяйка.
– Нет, Мируна, спасибо, я не хочу, – покачал головой Алексей и припал губами к кувшину с водой. Страшно хотелось пить, о еде даже и думать сейчас было противно.
– Как я вчера-то тут оказался? Ничего не помню, – и он посмотрел виновато на пожилую хозяйку.
– Господин офицер вернулся уже за полночь. Наверное, ему очень хотелось спать, и его солдаты занесли его прямо сюда в том кресле, что сейчас стоит посредине комнаты. Потом уже все вышли, а его раздел и всё здесь прибрал тот солдат, что был из них самым старым. Он очень хороший человек и ухаживал за господином офицером прямо как за своим сыном, а уж она-то понимает в этом, – рассказывала Мируна. – У неё и самой двенадцать детей было, и пятеро из них до сих пор живы.
Лёшка оделся по пояс и вышел во двор. Здесь он обтёрся свежевыпавшим за ночь снегом, умылся захваченной в горшке водой и почувствовал себя вроде бы как даже получше. Сидеть и маяться головной болью на месте в этом сумрачном доме ему не хотелось. Перед подчинёнными в таком вот хвором виде тоже было как-то неудобно показываться. Тут бы ему помогла либо хорошая русская баня, либо приличная физическая нагрузка. И, выбрав из-за отсутствия первого второй вариант, Лёшка решил пробежаться вёрст эдак десять вдоль озёр Флоряска и Тей. Натянув на ноги укороченные сапожки в форменных егерских брюках и в исподней рубахе, Егоров выбежал за городскую окраину, что была всего-то в несколько сотен шагов от места расквартирования егерей. На улице никого из своих видно не было. По уже заведённому распорядку это было время для служебной подготовки, и, сбегая к озёрной низине, далеко в стороне он увидел знакомые фигурки солдат. Они перебегали, падали в снег, затем вставали и снова делали перебежки. Как видно, Макарыч с Егором гоняли команду по всему полю и учили егерей как боевому слаживанию между собой, так и приёмам общей егерской работы в бою.
Вдоль озёр шли хорошо протоптанные тропинки. Как видно, места эти были хорошо посещаемы, и теперь Лёшка потел, задав себе хороший рабочий темп в беге. Встречных было совсем немного. Протащил на волокушах сухие вершинки деревьев какой-то простолюдин. Две пары женщин отбежали чуть в сторону, сбросив с плеч свои вязанки с хворостом. Возле озера Тэй, ближе к расположенному тут старинному монастырю, из буковой рощи вдруг вылетел навстречу десяток верховых. Алексей сначала было напрягся и даже взвёл курки пистолей в кобурах, но, разглядев в них казаков, продолжил свой бег дальше, прямо к всадникам.
