Молодой прапорщик, сидящий с важным видом за столом, у самого входа в кабинет начальника штаба, с сожалением помотал головой:
– Да боюсь, ещё долго они будут заседать, Алексей. Какой уже день подряд всё что-то планируют, всё заседают там. Непонятно же вообще сейчас, то ли быть дальше этой войне, то ли ждать перемирия с турками. Санкт-Петербург один за другим курьерами циркуляры шлёт, и каждый из новых противоречит предыдущему. А что стряслось-то, скажи, может быть, я чем-нибудь смогу помочь?
Лёшка с сомнением поглядел на паренька. Был он того же возраста, что и Егоров, происходил, как видно, из высоких благородных фамилий и держался со всеми как-то снисходительно, но вот самого Алексея Митя уважал. Видать, наслушался рассказов о делах особой команды, да и не видел он в Алексее для себя конкурента. Ну кто такой для него Егоров? Простой и беспородный дворянчик, который пулей и шпагой пробивается вверх по крутой карьерной лестнице. И в каждом новом бою или на дальнем выходе любая из ступенек этой лестницы могла легко и запросто сломаться. А у Митяя всё уже было в этой жизни определено. Ему только и оставалось прослужить возле самих армейских верхов всю эту войну, получить чины и особые наградные после победы и затем возвращаться в великосветское общество столицы эдаким заслуженным боевым офицером. А дальше будет служба в гвардейском полку, придворные парады, салоны, балы и сватовство на дочери какого-нибудь графа или даже князя. Всё это прямо рисовалось на холёном лице Митеньки Толстого.
– Ну хорошо, слушай, Мить, может, и вправду ты их высокоблагородиям расскажешь об моём деле, а я в Выборгский пехотный побегу, боюсь, как бы там чего-нибудь дурного не случилось, – и Алексей подробно рассказал обо всём том, что произошло с его егерями и полковником Думашевым.
– Ваше высокоблагородие, господин полковник! – обратился к Думашеву дежурный по полку офицер. – К вам там подпоручик Егоров на аудиенцию пожаловал, командир тех егерей, что сегодня перед обедом задержали. Просит передать, что он очень хочет вас видеть.
– Очень хочет видеть? – хохотнул Александр Фёдорович. – А хочу ли я сам видеть какого-то там подпоручика, вот ведь в чём вопрос, капитан!
Командир Выборгского полка был немного пьян. На обеде в ресторации он позволил себе выпить две бутылки превосходного французского вина и как-то совсем упустил из виду этот досадный и глупый случай с егерями. Ну ничего, сейчас он всё исправит, и Думашев кивнул ожидающему распоряжений капитану:
– Давай сюда этого, как там его, Егорова и старших офицеров сюда крикни. Сейчас я покажу, как нужно строить этих молодых выскочек!
Через пять минут Лёшка стоял навытяжку перед крепко сбитым, стремящимся к полноте командиром Выборгского пехотного полка. Тот, словно Цезарь на тронном кресле. сидел посреди большой залы в окружении своих старших офицеров.
– Ваше высокоблагородие, господин полковник, прошу простить мне мою дерзость, что отвлекаю вас от высоких дел, но прошу вас уделить мне толику вашего драгоценного времени.
Думашев как то неопределённо хмыкнул, и Лешка, сочтя это за разрешение, продолжил своё обращение:
– Произошла какая-то досадная ошибка или недоразумение. Мои егеря выполняли моё личное распоряжение по доработке новой подрывной мины и несли полученный огнепроводный шнур в свою мастерскую, созданную с разрешения высокого начальства в моей команде. Ни о какой краже военного имущества тут и речи быть не могло. Солдаты эти послушные, в дерзости и неповиновении никогда замечены не были. Напротив, несколько раз были отмечены в приказе за проявленную в боях доблесть и за пролитие крови на поле брани.
– Молчать! Молчать, щенок! – всё более багровеющий по мере Лёшкиного рассказа Думашев наконец-то не выдержал и разразился истерическим криком. – Ты что мне тут мелешь, подпоручик! – он выскочил из кресла и подошёл вплотную к Егорову. – Я думал, ты меня тут молить о прощении будешь, а ты мне про какие-то мины, огнепроводные шнуры и дурацкую доблесть своего быдла рассказываешь?! Да вы там все в команде распоясались! Собачьими хвостами увешались, тряпок и ремней на себя нацепили, порядка не знаете! Как ты стоишь передо мной, паршивец?!
Лёшку начала накрывать волна холодной ярости. Он бы непременно сорвался, не выдержал бы издевательств этого хама и, конечно же, наломал бы дров, но два года под пулями бок о бок со своими егерями дали ему такую нужную сейчас устойчивость и выдержку. За его плечами сейчас было почти что четыре десятка душ, а в подвале двое его солдат стояли уже у смертельной черты. Нет, он не даст козырей этому борову!
Алексей глубоко вздохнул и посмотрел пристально в глаза полковнику:
– Ваше высокоблагородие, я офицер, дворянин и вышел из старинного, пусть даже и небогатого служивого рода. Но честь имею! Со всем моим к вам уважением, будьте настолько любезны обходиться без оскорблений и обращаться ко мне, как и положено по уставу. Ни я, ни мои солдаты, задержанные вами, не состоим в прямом вашем подчинении. Если они в чём-то и виноваты, то пусть это решают те, кому и положено по всем уставам и по внутреннему распорядку русской императорской армии!
– Так ты меня ещё и учить будешь, как я у себя же поступать должен?! Да я сам тут власть, я сам тут командование и сам решаю, кого казнить, а кого миловать! – прямо-таки несло взбешённого полковника.
Вся свита замерла на месте, прекрасно помня, как опасно бывает перечить своему хозяину.
– Я никого не учу, господин полковник, – опять спокойно ответил ему Лёшка. – Если моя просьба кажется вам невыполнимой, ну что же, прошу вас меня извинить, я убываю в штаб армии, у которого и находится в подчинении моя особая егерская команда.
– Ты отсюда никуда не пойдёшь! – полковник обернулся в сторону своих офицеров и призывно махнул рукой. – Взять его! Закрыть в отдельную арестантскую эту каналью. Сначала разберёмся с его солдатами, а потом уже решим, что и с ним дальше будем делать!
Подполковник, стоявший рядом с командиром полка, приблизился к нему вплотную и что-то тихо зашептал.
– Вздор! Всё вздор! – Думашев отмахнулся от своего заместителя. – Ты, Иван Савельич, не о том печёшься сейчас, какая там офицерская честь, какая особенная команда? Он в мой полк припёрся и меня же учить здесь вздумал! Не перечь ты мне, пойдём-ка лучше в мой кабинет, у меня там штоф гданьской анисовой дожидается. – И выходя из комнаты, отдал распоряжение: – Разоружайте его, мерзавца, и в подвал до завтрашнего утра!
Трое офицеров подошли к Егорову. Он бы справился со всеми ними. Но опять же это неминуемо обернётся против него и его людей. И он, открыв клапана кобур, передал им оба своих пистолета рукоятками вперёд, присоединив сюда же и гольбейн. – Надеюсь, шпагу вы забирать у меня не будете, господа? Или у вас, так же как и у вашего командира, не осталось понятия об офицерской чести?
Высокий капитан-поручик в гренадёрском мундире только лишь поморщился и мотнул головой:
– Насчёт шпаги, думаю, что её можно вам оставить, особого циркуляра-то об аресте нет. – И немного помолчав, развёл руками. – Прости, подпоручик, но мы и сами тут люди подневольные, ступай за нами на полковую гауптвахту. Там в подвале для господ офицеров отдельная клетушка есть.
