* * *
— Передовой дозор! Дистанция от роты — двести шагов! Боковые идут в ста шагах! Заслон — в ста пятидесяти! Общая команда для всех — скорым шагом марш!
Егеря пошли на восток. Там в двух днях пути ниже по течению Дуная, за Силистрией, возле местечка Гуробалы, скапливались русские войска, для того чтобы начать переправу на правый турецкий берег. Пятнадцатого мая, вечером, рота прибыла к лагерю русских войск, и Алексей предстал перед бароном фон Оффенбергом.
— …Ваше высокоблагородие, вам пакет от генерал-майора! — после традиционного доклада полковнику протянул он ему послание от Суворова.
— Про ваш поиск я уже знаю, — кивнул тот, взламывая сургуч. — В рапорте на имя командующему Александр Васильевич ходатайствует о вашем производстве и о производстве ваших офицеров в следующий чин, ссылаясь на высокую доблесть и на грамотные действия ваши при взятии крепости Туртукай, — и он с иронией взглянул на Егорова. — Взятии той крепости, Егоров, которую генералу и в помине брать не приказывали. Ему командующий военным судом теперь за его самоуправство грозит, а он, видишь ли, чины для отличившихся выспрашивает. Узнаю Суворова, в этом он весь! Мы пока это представление придержим у себя до лучших времён, правда ведь, Алексей? Поверь мне, не стоит дразнить высокое начальство! Ты ведь уже слышал хорошую поговорку у наших малороссов: когда паны дерутся, у холопов чубы трещат?
— Так точно, Ваше высокоблагородие, успеется ещё с чинами. У меня начальство заботливое, чай, никогда своих подчинённых не забудет и без милости не оставит? — и поручик с самым нахальным видом уставился на полковника.
— Хм, — барон иронично хмыкнул и углубился в чтение письма. — Так, так, так, вот и здесь есть упоминание про корпус капыкулу, который должен подойти к Дунаю от Эдирне. Знаешь про капыкулу, Алексей?
Егоров пожал плечами. Конечно, он слышал про элиту вооружённых сил Османской империи, но если начальство хочет его просветить, то отчего же нет, можно его и послушать. На то оно и начальство, чтобы умничать перед своим подчинённым.
— Капыкулу набирают из детей и юношей, поступивших в распоряжение османских властей в результате взимания с христианского населения Балкан «живого налога», так называемого девширме. Малыши, будущие «государевы рабы», сразу же подвергаются насильственному «отуречиванию» и исламизации. Всякая их связь с Родиной и с родными семьями пресекается с этого момента навсегда. Мальчишек для начала отправляют в турецкие сельские семьи Малой Азии, в основном в провинции Антальи, и используют там во всех сельскохозяйственных работах. Особые чиновники внимательно при этом наблюдают за поведением, характером, наличием способностей, ну и складом ума у этих «государевых рабов». Лет через семь из них отбирают кандидатов для службы при дворе, в войске или же в султанских мастерских. Вообще, как показывает практика, капыкулу являются самыми стойкими и храбрыми воинами, превосходя по своим боевым качествам практически все воинские силы османов. Часть их — это янычары, элитная пехота, с которой вам, Егоров, уже приходилось сталкиваться в бою. Капыкулу часто становились особо приближёнными султана и даже поднимались до самых высоких постов в государстве. Вообще, использование капыкулу на государственной службе — это такой мудрый приём высшей власти османов. Он скрепляет, словно бы цементом, всю автократию Турции и позволяет султану эффективно противостоять вольностям и сепаратизму всех многочисленных провинциальных правителей. Но это если уж слишком глубоко смотреть, а на нашем войсковом уровне, как я уже сказал, это самые дисциплинированные и сильные духом, да и вооружением, турецкие воины. Войсковые корпуса капыкулу состоят из пехоты — янычар, конницы — сипахов и артиллерии — топчу. Ну, про всякие там вспомогательные и обслуживающие подразделения я уже не говорю. В командовании корпуса, как нам стало известно, состоит Нуман-паша, очень решительный и искусный полководец. Вот с ним-то и с его воинами нам где-то и придётся вскоре встретиться. Знать бы вот только, где и когда, — покачал головой полковник и махнул рукой. — Ладно, далеко мы в этих рассуждениях зашли. А давай-ка, Алексей, ближе лучше к тебе и к твоей роте? Что сказать, противоположный, правый, турецкий берег сейчас основательно насыщен их войсками. Османы подтянули и ещё, думаю, подтянут сюда множество пехоты и кавалерии. Вам теперь так резвиться, как пару лет назад в Сербии, уж точно не получится. У турок сюда не только степняки, но ещё и войска с лесных Балкан и даже с дальнего Кавказа подтянуты. Так что о долгих рейдах вам пока придётся забыть. Где-нибудь вас обязательно заметят, а потом затравят всей массой. Разведка теперь будет вестись лёгкой конницей, для этого у нас в войсках есть гусары и казаки. Ну а ты, чтобы не скучать, переходишь под начало к генерал-майору Вейсману, вон и Суворов в письме про это же прописал. Хороший он начальник, опытный и решительный, да и командующий ему серьёзные дела доверяет. Думаю, что уж у него-то вы точно там не соскучитесь! Будете прикрывать стрелковыми порядками его войска, ну и по возможности вести свою особую тайную войну, как вы это можете, но повторяюсь — с недалёкой разведкой. Как только какие-нибудь интересные сведенья будут попадаться, вы их тут же передавайте мне вестовыми лично. Про это Отто Ивановичу я отдельно пропишу, чтобы он вам какую-никакую, а всё же свободу давал. Ну, всё, Алексей, удачи вам! Надеюсь, что этот год нам принесёт победу в этой затянувшейся войне!
* * *
Всезнающий Митенька подсказал Лёшке, что буквально через неделю запланирована переправа всей армии на правый берег Дуная, и первой её начнёт дивизия генерала Вейсмана. Так что у егерей была неделя для передышки. Поэтому размещалась рота со всем возможным полевым комфортом. Стоянку выбрали чуть в стороне от главных сил, на самой опушке буковой рощи. Рядом протекал ручей, с дровами проблем не было, а вокруг всё уже было покрыто свежей зеленью, и было спокойно. Шум многотысячного лагеря здесь был хорошо приглушен, а высокое начальство не докучало. По периметру оградились рогатками и даже выставили подобие забора из верхушек срубленных деревьев. Караулы и скрытые секреты были выставлены, как и положено, сразу же.
Внутри лагеря натянули пологи под палатки и выложили из больших камней костровища с простейшими очагами. Нужно было немедленно решать проблему с провиантом, те запасы, которые были у каждого в походных мешках, уже подошли к концу, и для их пополнения требовалось вставать на учёт к главному провиантмейстеру. Алексею же требовалось идти на представление к командиру дивизии. С собой он решил взять и своего главного интенданта Ёлкина Потапа, которому и предстояло решать все вопросы по снабжению роты в предстоящем походе.
Командующий дивизией, генерал-майор Отто Адольф Вейсман фон Вейсенштейн, или, как все его называли, Отто Иванович, занимал со своим штабом три больших шатра в южной части огромного русского лагеря. Доложившись молодому прапорщику-адъютанту, Егоров встал рядышком с караулом и был невольным свидетелем разноса, устроенного командиром дивизии своему главному интенданту.
— Почему раньше не доложили, что у вас пороху в тройном запасе нет?! Где новые мундиры под рекрутов?! К нам их пять сотен недавно пригнали, вы сами-то хоть видели, в какой они рванине сюда пришли? Где приварок мясной для солдат?! Солонина ещё с прошлого года, под южным солнцем она уже прогоркла давно, вон, проверьте, все бочки червей полны! На одних сухарях прикажете батальоны за сотни вёрст вести?! А меня не волнует, что у всех вот точно так же! Мне нужно, чтобы в моей дивизии порядок был! Даю вам три дня сроку, Владимир Иванович, чтобы вы все эти вопросы поправили, в противном же случае пеняйте на себя! По питанию: я сегодня же во время ужина пройдусь по лагерю и вас с собой захвачу, будем вместе в солдатских артелях пробу снимать!
