Два егерских батальона и особая рота квартирмейстерства армии следовали в арьергарде вместе с приданным им полком конных карабинеров. Вот уже третий раз вставали они заслоном на пути преследующей их конницы. У озера Татладжак выбрали удобное место, где можно было бы её вновь задержать.
— Здесь с востока лиман, там дальше море, вот тут уже начинается залив солёного озера. Вокруг сплошная топь. Всё раскисло. В обход османам идти далеко, все окрестности превратились в болота. Только по этому тракту они будут бить, — доказывал командовавшему арьергардом подполковнику Мекнобу Алексей.
— А если они всем скопом навалятся на нас и сомнут? — всё сомневался старший заслонной группы. — У нас ведь прикрытия здесь нет, что там четыре сотни карабинеров с ними сделают? Раздавят всех как кутят, и пару выстрелов даже не успеет ведь каждый по супротивнику дать.
— Зато если мы им вот тут вот кровавую баню устроим, то они уже точно больше не станут на нас лезть! — доказывал подполковнику Егоров. — Что там им те прошлые две стычки, где они от силы только лишь полсотни потеряли? Нам здесь нужно ударить жёстко! Я вот что предлагаю: видите вон тот мост через узкую протоку лимана? Прошу вас, Фёдор Иванович, пройдемте за мной! — и офицеры отошли оглядеть подступы.
Через час передовая сотня сипахов выскочила с юга из перелеска и, миновав открытое место, достигла моста. За ним к северу на расстоянии двух сотен шагов был виден длинный завал из стволов деревьев, гужевых повозок, камней и всякого другого хлама, у которого сейчас суетились русские. Проскакав с ходу мост, сипахи вступили с ними в перестрелку и, потеряв несколько всадников, убрались через него же обратно.
— Разведали! Значит, теперь жди их главные силы! — пробормотал Егоров.
Его рота занимала сейчас скрытные позиции в кустарнике западнее моста. А возле него, за обочиной дороги, в вырытых и замаскированных сверху окопчиках сидели егеря-пионеры. Именно на них, на их сноровку и на хладнокровие была сейчас вся надежда у командира. Восемь фугасов были установлены и на мосту, и перед ним по большому полукругу. Основная трудность была сейчас в том, что для подрыва зарядов было нужно воспламенение огнепроводного шнура. Других способов в этом веке у Алексея пока просто не было. Горел этот английский огнепроводный менее аршина в минуту, или, как уже рассчитали его оружейники опытным путём, три удара спокойного сердца на его дюйм. Главный оружейник Курт с рыжим Василием и другими пионерами роты хорошо поломали голову, закладывая мины, и теперь оставалось лишь только надеяться на их личное хладнокровие и на правильность всех расчётов.
— Едут, едут, вашбродь! — Федька махнул рукой, показывая вдаль. Алексей припал к окуляру своей зрительной трубы. Вот они, голубчики! Оптика услужливо приблизила выходящую на прямую видимость турецкую конницу. Было её очень много!
Как видно, оглядев все подступы с седла, самый главный из всадников наконец махнул рукой, и поток османской кавалерии устремился в сторону моста.
Первая сотня, за ней вторая растянутой змеёй стремительно проскакали через мост и уже после него, на северной стороне, разворачивались для атаки на русские временные укрепления. От занятого батальонными егерями завала послышалась команда, а потом грянули ружейные залпы.
Ну же, пора! Вот уже третья сотня сипахов проходила через мост. Вдруг, как видно, по сигналу своего старшего, серая тень выскочила из-под мостовых балок и стремительно понеслась в сторону роты. За ней от дорожной обочины, из скрытных окопчиков выскочила следом вторая, третья, четвёртая фигура в лохматках, и все они стремглав понеслись в сторону ротной егерской цепи. У них было меньше минуты. Два фута, или двадцать четыре дюйма, горящего огнепроводного шнура лежало сейчас на противоположной чаше весов их жизни, и ещё сто пятьдесят шагов им было до товарищей.
Конечно, их сразу же заметили с той проносящейся через мост третьей турецкой сотни. И проскакивающие на противоположный берег сипахи уже разворачивали с криками своих коней.
— Ждё-ём! Ждё-ём! — Лёшка поднял вверх руку. — Огонь! — Он резко бросил её вниз и сам же припал к прицелу.
Сотня ружейных пуль надёжно выбила эти три десятка преследователей. А возле моста произошла сутолока. У османской конницы теперь было уже два направления для атаки. Основное, в двухстах шагах впереди, на ту баррикаду, что перекрывала дорогу на север. А теперь появилось ещё одно — на вот эту ближнюю цель, сбоку, где вот только что лёг замертво их небольшой отряд.
Около двух сотен врагов находилось сейчас в зоне поражения фугасов. Часть сил турок, миновав мост, начала разворот налево. И тут рванул первый заряд, тот, что был ближе к мосту. Баба-ах! Сотни осколков широким веером ударили во все стороны, пробивая и разрывая всё на своём пути! Баба-а-ах! Балки, брёвна, доски, кони, люди, свинцовые шарики и металлическая обрезь — всё взметнуло мощнейшим взрывом вверх, а потом, перемешивая, дробя и разрывая остатки моста и того, что на нём в тот момент было, всё это рухнуло сверху на землю. Сотню османской кавалерии, выходящую на линию атаки, разметало чередой взрывов.
— Огонь без команды! — крикнул Егоров, осматривая свою поднявшуюся цепь. Все пионеры были на месте. Запыхавшиеся егеря заскочили в общий строй и, выравнивая дыхание, взяли ружья наизготовку.
Прорвавшуюся до уничтожения моста конницу добили на берегу конные карабинеры. Скрыться посчастливилось немногим. Понеся существенные потери, более преследовать отходящую русскую дивизию турки уже не решились, и она, не встречая сопротивления, вышла к Карасу, вновь заняв его у неприятеля без боя.
Всё вернулось на круги своя. Именно отсюда три недели назад вторая и третья дивизии развивали своё наступление в сторону Балкан.
Третьего ноября дивизия Салтыкова численностью около восьми тысяч воинов успешно переправилась через Дунай и блокировала крепость Рущук. Отряды её кавалерии доходили до Туртукая и до Разграда. Практически вся береговая полоса теперь была в руках у русских войск.
Чтобы улучшить управление войсками, несколько запоздалым приказом Румянцев назначил барона Унгерна командующим всеми задунайскими силами. Потёмкин, Долгоруков и Салтыков предлагали атаковать Шумлу, а потом, после её взятия, идти и дальше вглубь турецкой территории. Однако пятнадцатого ноября барон Унгерн, лучше знающий обстановку, доложил командующему армией, что «…из-за сильных проливных дождей, вызвавших абсолютную распутицу на придунайской равнине, обозы и артиллерия никак не смогут достичь Шумлы. В войсках же находится очень много больных, и все люди ослаблены». Только по сводке за шестое ноября в его дивизии умерло пятнадцать, а заболело 447 человек.
После этого доклада Румянцев приказал армии отступать на левый берег Дуная и вставать там на зимние квартиры.
Кровавый 1773 год, год большой славы русского оружия, год побед, потерь и тяжёлых испытаний подходил к концу. Русская армия, разбив в десятках сражений неприятеля, покидала правый болгарский берег.
— Ничего! Мы ещё вернёмся! — прошептал егерский капитан-поручик, оглядываясь с борта галиота в ту сторону, где сейчас с криками торжества скакали турецкие всадники.
