Работа бортника не была простой и требовала много знаний, сил и навыков. Матушка Андрея Феврония была из семьи потомственных пчельников, и многое из нужного Сотник почерпнул, живя на пасеке деда Кузьмы под Торопцом.
В качестве бортного дерева чаще всего использовалась сосна. И обязательно – с желтой сердцевиной. Считалось, что если сердцевина у неё красная или черная, пчелы в борти не поселятся или того хуже – погибнут.
Сама борть устраивалась высоко над землей с южной стороны дерева. Неподалёку неприменно должен был быть источник воды, например тот же лесной ручей.С помощью веревок человек поднимался наверх и специальным бортницким топориком выдалбливал дупло. Через узкую выемку (около 70 см в длину, 15−20 в ширину) изнутри дерева долотом и скобелем выбиралась древесина. Бортник следил, чтобы стенки борти оставались толстыми (не меньше 10−15 см), это позволяло дереву и дальше жить, а пчелы не замерзали в самые холодные зимы. Низ сосны до пяти метров вверх, начистую обрубался от веток, для затруднения влезания медведей. Сами бортники наверх забирались с помощью длинных верёвок и специальных лап с металлическими вставками на ноги.
Верхушка сосны так же обрубалась, что заставляло дерево затем, расти вширь. Иногда они достигали трёх, порою даже пяти метров, и жили по 150-200 лет, переходя в семье бортника от отца к сыну по наследству.
Борть изнутри натирали душистыми травами или их отваром. Затем отверстие закрывалось плашкой, а для выхода пчел делалось другое, более мелкое. Особая хитрость состояла в том, чтобы приманить по весне, во время роения, пчелиную семью. Дед Кузьма тщательно натирал борть отваром из мелиссы и Иван чая, а затем обильно смачивал всё сиропом 1 к 5 мёда и цветочной воды. В самой борте крепилась сушь (пустая сотовая рамка без мёда) и две-три узких полоски вощины. Всё это и было приманкой для пчёл разведчиц, которые активно облетали окрестности и приводили в облюбованную борть молодую семью пчёл.
Много было всяких секретов этого древнего промысла, но Андрею это было по душе, и занимался он им с удовольствием.
Люди борти не разоряли. За это издревле полагались строжайшие наказания, от смертной казни до разорительнейшего штрафа в десяток гривн. А чаще всего, вдали от правосудия, уличённому в разорении бортей просто «вежливо» предлагалось прыгнуть в низ. Десять-двадцать метров полёта служили хорошей профилактикой для любого лихоимца.
У каждой борти ставился личный знак владельца (знамёна, тамга), которые передавались из поколения в поколение и практически не менялись столетиями. Знамя обычно вырубали или вырезали на высоте роста человека, и оно сразу давало понять – борть чья-то собственность–Не трогай!
Дорога проходила по девственному лесу. Часто приходилось идти через маленькие ручьи и речушки. Зверья было много, но он в основном сам скрывался из вида, заслышав людей. Скрываться смысла не было, чай не на охоте, главным было быстрее дойти до нужного места.
И всё же поволноваться пришлось, когда они нос к носу столкнулись с кабаньем семейством.
Набитая звериная тропа, по которой и передвигались путники, делала резкий поворот у овражка, и Андрей вдруг резко остановился, подняв правую руку с сжатым кулаком. Перед ним из-за поворота выходил здоровенный секач, а за ним выступали самки с поросятами. Из пасти кабана торчали огромные, похожие на изогнутые кинжалы, клыки. Маленькие глазки злобно смотрели прямо на Сотника.
Такая встреча не сулила ничего хорошего! Кабан мгновенно разгонялся с места до огромной скорости и «пёр как танк». Остановить его можно было только хорошим копьём, уперев в землю, ну или пулей из двенадцатого калибра.
Всего этого у бортников не было, поэтому тихонько, буквально по сантиметру, Андрей начал смещаться с тропы в лево. За его спиной тоже, шаг в шаг, еле дыша, повторял это и Митя.
Секач был уверен в себе, за его спиной замерли самки с детёнышами, за которых, он не задумываясь, был готов отдать свою жизнь. Но если можно было избежать боя со столь опасным врагом – человеком, он был не против. И, подождав, когда эти люди скрылись в подлеске, стадо проследовало по тропе дальше.
Сотник с Митяем, переведя дух, тоже направились к своей цели.
–Повезло сын, кабан–страшный зверь, сколько охотников клыками рассёк! Навидался я на княжьих охотах! Щетина у него как броня, не всегда сулицей или стрелой то возьмёшь враз! Бывало, утыкаешь его, а он ревёт только да прёт как оглашенный, и рогатину-то иной раз ломал на охоте. Ну да, и мясо у него жёсткое да вонючее, особенно если ближе к гону. Лучше уж на мясо подсвинка брать.
С первой бортью сработали быстро. На сосну были закинуты верёвки. Вытащен вкладыш–должея, закрывающий вход в борть, а дымарём с гнилушками укрощены насекомые. И вот уже человек, в волосяной защитной маске, длинным бортевым ножом начал вырезать изнутри дерева янтарные да ароматные, так и сочащиеся вкуснейшим мёдом, соты. Все они были на высоте аккуратно перегружены в кожаные мешки и отправлены Митяю вниз.
Взяли немного, менее пуда. Борть была молодой, и следовало оставить пчелиной семье побольше, для её роста.
И вот, управившись, они взяли направление на маточную сосну.
–Тять, а что это за колода сверху висела, как раз над входом в борть?
–Да это мишек отпугивать, сынок, –ответил Андрей, поправляя ремни своего рюкзака, –Пошли быстрее, похоже, что заночевать нам там придётся, –и они ускорили шаг.
До маточной сосны оставалось уже совсем ничего, когда Андрей вдруг резко остановился и присел, оглядываясь, а в руке у него оказался меч.
–Что такое, тять? –тихо спросил Митяй, приседая рядом и накладывая стрелу на свой небольшой охотничий лук.
–Посмотри сам! –и Сотник отклонился чуть в сторону. На земле виднелся чёткий и совсем свежий след крупного медведя.
–Только что тут прошёл, и идёт он туда же, куда и нам надо, так что, сынок, идём вперёд со всей осторожностью!
И вот они уже увидели свою сосну, огромное, в два-три обхвата дерево, а под ним стоял, видать, тот самый огромный Потапыч, по следам которого они только что шли.
Митяй натянул лук и посмотрел на отца, тот усмехнулся, покачал головой и вымолвил шёпотом: «Погоди, сейчас представление увидишь.»
Медведь у сосны словно замер, и прямо как человек приложился своим мохнатым ухом к стволу, что-то там выслушивая. Затем довольно заворчал, и начал кругами ходить вокруг дерева, присматриваясь, где бы ему было удобнее залезть.
–Тятя, стреляй! Он же весь наш мёд сожрёт,–азартно зашептал мальчишка.
Сотник опять приложил палец к губам: «Тихо!»
Мишка, видно, определив оптимальный путь и тяжко вздохнув, (а как же, метров десять сосны были специально гладко обтёсаны от веток), начал с усилием и стонами карабкаться наверх. С огромным трудом он преодолел сложный участок, и уже дальше забирался гораздо увереннее, опираясь на ветки. И вот он уже у первой борти, на десяти метрах, осталось только вскрыть дупло да откинуть зачем-то свисающую тут на верёвке тяжёлую колоду.
