Эка, как же побило тебя, да посекло-то, однако!
И всё равно лицо было очень похоже на его.
Поза у двойника из облака была явно насторожённая и даже, скажем, угрожающая. Правая напряжённая рука лежала на рукояти короткого меча, который пока ещё находился в ножнах, на поясе. В левой тоже угадывалось что-то такое, что пряталось пока в рукаве куртки.
«Похоже, дела плохи, вот сейчас меня прямо тут и нашинкуют», – подумал Андрей и сделал единственно правильную вещь, выпустив из рук своё единственное оружие – охотничий нож, который с громким звуком ударился о камень.
У голубоглазого напротив, в глазах мелькнуло удивление и вопрос. Само же лицо явно разгладилось и уже не выглядело столь суровым и угрожающим как прежде.
–Кто ты, человече али дух лесной? – раздался спокойный и уверенный голос.
–Хм… ну уж не дух лесной-то это точно! А вот человек, это да…можно и так сказать!
–Раб Божий Андрей, из Новгорода, – улыбнулся, представившись, он –Рыбачил я на Поломяти да вот сюда и забрёл ненароком. А ты кто такой будешь, и откуда такой «прикид»?
–Андрей из Новгорода, раб Божий, рыбачил на Поломяти, – словно взвешивая и пробуя на вкус только что произнесённые фразы, медленно повторил незнакомец.
–Мудрёно говоришь, не всё я разумею. Али сам ты не местный, а молвишь что из Новогорода, али вообще,… – и он замотал головой и истово перекрестился двумя пальцами.
–Я, Андрей из Торопца, сын Хвата из гридней княжьих. Сам-сотник дозорной сотни Князя Мстислава Удатного! – и добавил, нахмурившись, – Был!
–Вот и познакомились, – вздохнул поражённый происходящим Андрей и протянул руку, при этом глядя тёзке прямо в глаза.
Чуть помедлив, тот снял свою с меча и тоже протянул навстречу. И вот, когда обе руки коснулись друг друга, произошло нечто, что потом и объяснить-то было просто невозможно! Сильно закружилась голова, в глазах словно вспыхнул яркий свет, а вокруг заметались какие-то световые волны. Сознание замутилось, и Андрей рухнул на плиту!
Сколько он так пролежал–было совершенно непонятно.
Вокруг стояла темнота, где-то далеко ухал филин, доносился лёгкий шум деревьев, что стояли над оврагом, вот тонко пискнула и прошуршала мышь у соседнего куста. Ухо смогло вычленить и определить множество звуков близких и далёких. И запахи! Он чувствовал множество новых для себя, странных запахов.
Так характерно пахнут травы и деревья, даже глина и песок имели свои особые, ранее им не замечаемые запахи. А уж вот этот вот запах ни с чем не спутаешь. Так может пахнуть только грязное, давно не мытое в русской бане тело. И ещё этот кислый запахот прелой кожи сапог.
«Словно козёл с суздальского торжища!»–промелькнуло в мозгу. «Интересно, а почему же с Суздальского?» –опять съехидничало сознание.
Стоять! Что за коляды!? С ума тут сходим?! Андрей напрягся и сел.
Головокружение понемногу прошло и он смог различить отменным ночным зрением, что одет он точно так же как и его недавний знакомец и, несмотря на такую вот экзотическую, по меркам 21 века одежду и обувь, она его ничуть даже не смущала. И вообще… Она была его!
Так же, как и лежащее напротив грудой изделие фирмы Seafox «маде ин Финлянд», прекрасная, кстати, куртка, для походов и рыбалки. В ней ему была никакая непогода не страшна! И на удар-разрыв, она словно бронежилет, нуу, как минимум, 1 класса (умеют же делать Финны для своих спасателей, да хоть и тех же рыбаков, или туристов).
Обувь – хорошие крекинговые ботинки от Hanwag Makra,ей тоже под стать-не скупился, когда по случаю покупал в командировке, и ни разу о том не жалел. И вот откуда у него, сейчас все эти знания с той открывшейся глубиной сведений и информации из века тринадцатого, что сами собой выплывали из глубины мироощущения?
Вобщем, на лицо – слияние сознания двух личностей, века 13 – Андрея сотника, отставного воина и командира, и века 21- Андрея Сотникова, отставного майора МЧС заработавшего с детства и заслужившего кличку «Сотник». Слияние было очень гармоничным, никакого диссонанса, как в физической, так и духовной его сущности не было. Все навыки и рефлексы только улучшились. Сознание крепкое и уверенное, а знания человека древней Руси и России будущего приобрели огромную базу и взаимодополняли друг друга, как в теории, так и на практике.
В общем, обоим Андреям было абсолютно комфортно. Да и не было деления на того и другого, был он один и было ему хорошо!
Осталось вот только отдохнуть после такого непростого во всех отношениях дня, да и всё хорошенько обдумать.
В качестве места для ночлега лучше всего подходила небольшая полянка локтях эдак пятьсот, нуу или в метрах трёхсот от оврага. Был там небольшой ручеек, чтобы воду набрать в котелок, да и за дровами ходить не нужно, всё рядом. Ещё загодя, проходя мимо, приметил он стоявшую там сухую сосну. Так что, накинув на плечи рюкзак да походный мешок и прихватив лопатку с вещами, лежащими у Креста, Андрей повернулся к нему лицом, затем глубоко поклонился, перекрестясь и, шепча про себя вечную молитву, зашагал, неспеша в нужное ему место.
Дорога много времени не заняла. Опять порадовало, что видит и слышит он прекрасно.
Уж как дозорному следопыту – Сотнику это очень даже в помощь!
Затем несколько минут хлопот по разбивке ночлега, и вот уже в плоском армейском котелке закипает водичка. Осталось только сварить картошечку, да с лучком и салом её потом и умять. Андрей расстегнул клапаны и замок рюкзака, достал из него большой пакет и крепко задумался:
–Раннее средневековье. Помимо многочисленных нашествий врагов и эпидемий, перед человеком этого времени всегда остро стоял вопрос голода. Очень частыми были неурожаи и засухи, отчего и вымирали здесь нередко целыми семьями, а бывало, что и селениями да городами. Виной тому, в основном, были неблагоприятные климатические условия. Холодновато было на Новгородщине!
Нередко бывало, что и в июне-то выпадал снег, ну а уж про возвратные заморозки в мае и июне, да про затяжные дожди, вообще говорить не приходилось.
Вот какое подробное описание страшного голода 1230 года от Рождества Христова даёт писатель историк Николай Михайлович Карамзин в своей «Истории государства Российского»:
«Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; Между тем голод и мор свирепствовали, цена на хлеб сделалась неслыханная: За четверть ржи платили уже гривну серебра, или семь гривен кунами. Бедные ели мох, жёлуди, сосну, ильмовый лист, кору липовую, собак, кошек и самые трупы человеческие; Некоторые даже убивали людей, чтобы питаться их мясом: но сии злодеи были наказаны смертию. Другие в отчаянии зажигали домы граждан избыточных, имевших хлеб в своих житницах, и грабили оные; а беспорядок и мятеж только увеличивали бедствие. Скоро две новые скудельницы наполнились мёртвыми, которых было сочтено до 42 000; На улицах, на площадях, на мосту гладные псы терзали множество непогребённых тел людских и самых живых оставленных младенцев; Родители, чтобы не слыхать вопля детей своих, отдавали их в рабы чужеземцам. „Не было жалости в людях, – говорит Летописец: – казалось, что ни отец сына, ни мать дочери своих не любит. Сосед соседу не хотел уломить хлеба!“ Кто мог, бежал в иные области; но зло было общее для всей России, кроме Киева. В одном Смоленске, тогда весьма многолюдном, умерло более тридцати тысяч людей.»