Тем не менее, всем была оказана максимально возможная медицинская помощь. Раны обработаны крепким спиртным и перевязаны стерильной, на сколько вообще в это время возможно, холстиной. Каждому была дана укрепляющая настойка шиповника. Андрей знал точно, что любая царапина в этом времени, если её запустить, может привести к заражению крови и гангрене, или как тут её ещё называют «огневице». И лучше уж он изрядно перестрахуется, чем потеряет своих людей.
А Митя был горд. Как же голова обвязана кровь на рукаве… В общем вид бравого вояки на лицо. Теперь можно в таком вот геройском виде и перед Ладой показаться!
–Ну что подводил итоги Сотник. Эту ватагу мы уничтожили. Осталось теперь успеть выдвинуться на Яжелбицы и «взять» сменный десяток Метлы из двенадцати бойцов. Думаю, для нас это вполне реальное дело.
Сейчас же всё здесь собираем и зачищаем. Чтобы не одна железка или посудина не осталась бандитам. Думаю, они не позже чем через неделю сюда прибудут для смены этих. А тут для них такой сюрприз приготовлен.
–Весь товар в сани! Лошадей в упряж! Избыточные, в связке за верховыми пойдут. В темпе ребята! Время!
–Клим вы сарайке хорошо проверили, ничего там не нашли?– спросил Сотник своего заместителя.
– Проверили. Все строения осмотрели и стены обстучали и даже землю щупом потыкали. Нашли вон пару горшков с ценностями. А в конюшне было пусто. Ничего кроме сена там нет.
Ну ну!– проговорил Андрей. Проверили, говорите. А рассказ Сверчка помнишь, про то, как его зацепил этот мешок с самоцветами и речным жемчугом, что старшины друг от друга прятали? А что там ватажник скрябся чт- то разыскивая тоже помнишь?
Климент почесал затылок. Я всё понял Иваныч, сейчас мы мигом!– и свистнул с собой Филата.
Не прошло и пяти минут, как они вышли из конюшни, отряхивая мёрзлую землю с приличных таких размеров кожаным мешком.
Вот это да!– ахнула вся собравшаяся сотня, когда его вскрыли при всех тут же на утоптанном дворе.
В общем мешке лежали отдельные небольшие мешочки с речным жемчугом, всякими каменьями самоцветами, с тонкой золотой и серебряной нитью. Лежали там разложенные аккуратно золотые и серебряные пластины, кольца, перстни, височные кольца и украшения, серьги да браслеты.
Вот это клад! Похоже, золотых дел купца взяли разбойники, вот же нам повезло!– выдохнул Никодим.
Да, удачно-кивнул Андрей.
– Всё, закругляемся и поджигайте!
И от построек к небу потянулисьогненные языки пламени.
–После такой скверны, что тут жила, огонь самое очищающееся средство будет!
Санный поезд в окружении верховых воинов уходил по излучине реки в сторону Яжелбиц.
А рядом с самим трактом на соснах висели уже знакомые страшные предупреждения лихим людям.
«Разбойники сии убиты Обережной сотней Великого Новгорода. Вся округа находится под её охраной. Злодею здесь не место!»
Сотник Андрей сын Ивана. 30.01.1225.г. От Рождества Христова.
До выхода смены разбойников оставалось совсем мало времени. И нужно было успеть «оседлать дорогу», чтобы встретить их там, где будет всего удобнее.
Десяток Рыси.
Свиря спал плохо. Свири снились кошмары. Во сне к нему являлись его многочисленные жертвы и смотрели на него. Мужики смерды, купцы и ремесленные. Являлись в кровавых рубищах обожженные охранники караванов, дети и бабы из разорённых лесных росчищей и селищ. Они просто стояли и смотрели на него, и это было действительно очень страшно. Не помогали не обильные возлияния, не забавы с доставленными десятком Метлы крестьянскими девками, ни охота на кабана. Ничего не могло защитить атамана от ночного кошмара и ужаса. И пребывая все последние две седьмицы в отвратительном настроении, он сам своим почерневшим лицом с воспалёнными глазами, вызывал ужас и трепет у всех своих подчинённых.
Дела в ватаге шли из рук вон плохо. Не вернулся из Крестцов посланный для встречи и переговоров старшина Бондарь. И не кому было смотреть за общим порядком в ватаге. Еда была, какая то мутная и пресная, всё вокруг грязным и не прибранным, хотя и стегали своих рабов батогами исправно и жестоко.
Простые ватажники от такой жизни уже начинали роптать, даже бывало что и при десятских. Не было сильной руки, такой как его первый помошник Биляр, чтобы собрать всю ватагу в кулак пока атаман дурил. «Ну да соберёмся все к весне, там и расставим всё по местам» – думал атаман в редкие моменты своего просветления. И пора было уже готовить вторую смену на засадные избы.
–Метла! Ты сразу на тракте под Ямным встанешь. Пока там, старую ватагу Плётки сменишь, да проверишь что у них там и как. Не затаили ли, не «закрысятничали» ли чего от общей доли наши десятнички.
–Сам понимаешь, на Цепа с Ухватом у меня большой надёжи нет. Всё время, они, куда-то на сторону смотрят, да всё обмануть норовят. Ну да ладно, время придет, разберёмся с ними.
–Окунь, у тебя в десятке мало людей осталось. Всего восемь с тобой будет. Вот и проверь, куда они делись с Бондарем из тех, что ты ему месяц назад давал. Пройдись ка до Крестцов и всё мне там разнюхай.
В сами Крестцы ватагой пока не лезь пока, человека к хозяину постоялого двора отправишь, чтобы тот рассказал, что у них там было, и от меня ему весточку передашь. Чувство у меня, какое-то муторное, душу, что-то в последнее время холодит. Не с проста это всё. Вон Биляр пропал, а потом и Бондарь с людьми. Что-то не понимаю я ничего, куда они все подеваться то все могли. Ну да разберёмся уже со всем этим по весне. А самим всё-таки осторожней нужно быть, а то вон распустились в стане совсем. Не дозором ходить, не сторожем не хотят ваши люди, всё бы поспать да пожрать сладко норовят. Ох, возьмусь я скоро за всех!
– Ну да ладно дальше пойдём.
–Рысь! Как и раньше, обговорено было, под засаду на Яжелбицы выходишь завтра с утра. Плётку менять будешь, и тоже там посмотри да разнюхай всё. И хозяина с Яжелбицкого постоялого двора проведать не забудь. Пусть расскажет тебе, на сколько караванов наводку Плётке дал и что в них в этих вот караванах, в санях положено было.
Потом уж тут и сверимся со всем, как все мы вместе соберёмся. Ну и долю за его «наводки» определим
–Ну, всё теперь! Давайте готовьтесь и завтра выступайте спозаранку!
Выходили на дело все вместе. Десяток Рыси на развилке тракта повернул на своих четырёх санях резко к югу в направлении Яжелбиц и реки Полометь. Метла же с Окунём уходили к северу, чтобы в своём определённом месте оседлать старый торговый Селигеров путь.
Прощались на развилке ватажники шумно и весело. Желая друг другу весёлых засад и богатых караванов без потерь. А через пару миль пришлось разделиться уже и Окуню с десятком Метлы. И на Крестцы уже шли только двумя санями.
День был ясным и безветренным. Дышалось на морозном воздухе легко и свободно. Окунь закутался потуже в свою тёплую бобровую шубу, когда то лично снятую с убитого им купца и задумался, вспоминая былые годы. Был он из семьи простых, но свободных новгородских хлебопашцев. Голодал порой как и все, хлеба бывало седьмицами не видя. Но было всё равно как, то легко тогда у него на душе. Не всё же время нужда заедала. И хозяйство было крепкое, и детки с женой разумницей, всё как положено, всё было как у людей. Но пришла беда в их селище, и вымерло оно почти всё за месяц, хворобой сгорело от лихоманки и жестокого телесного огня. Не стало близких людей у Окуня, звавшегося в прошлой ещё жизни Иваном. И похоронив своих на селищном погосте, ушёл Ваня в Великий Новгород. Тяжело ему было на родные поля и леса смотреть, оставшись совсем одному. Долго в огромном городе он мыкался, перебиваясь с хлеба на воду и подрабатывая где и чем придётся. Так и протянул бы, наверное ноги от непосильного труда надорвавшись. Да познакомился как то случайно на торгу с ушкуйником, задорным и весёлым тогда парнем Свирькой. Чем-то приглянулся Свире Ванька и позвал он его к старшине ушкуйной команды, что собиралась тогда пощипать племя Емь финское. Племя то жило за новгородскими данниками, племенем Карел и не было с ним мира новгородцам. Потому-то с молчаливого, и не только согласия новгородских властей, и ходили туда исправно лихие ушкуйные команды.
