Конец Жмудина.
Дела у Жмудина этой зимой шли из рук вон плохо. Считай, что вообще в убыток сработало его дорожное подворье и всё из-за этой проклятой Обережной сотни. Видно вся ватага разбойников, что висела на соснах, распугала проезжающих купцов и, крестясь, они проскакивали мимо страшного места, даже не думая заночевать на постой у хозяина. Так бы и снял он своих былых подельников, да было страшно, а ну как узнает про то эта самая невидимая Обережная сотня, да заявится к нему, спрашивая за былые чёрные дела. Поэтому терпел, да скрипел зубами Жмудин вглядываясь на недалёкую реку, где время от времени проскакивали торговые караваны. И вот как то под вечер…
Остановились возле ворот его подворья богатые сани, а оттуда сошли два знакомых дряхлых дедка с длинными бородами, да малец в глубоко надвинутой на глаза шапке.
–Никак с богомолья отцы уже возвращаетесь?– семенил возле них хозяин и всё норовил помочь таким неуклюжим «развалюхам».
–С него, с него мил человек. Запомнил чай нас сердешный?– раздался дребезжащий голос самого дряхлого деда уже сгорбленного старостью и еле держащегося за длинную как копьё палку.
–Как же не запомнить дедушка!-юлил хозяин.
–Вы ещё в прошлый раз самую лучшию горенку взяли, чтобы свои косточки греть, и еду себе заказали богатую. А уж сами, какие щедрые были и на милостыню нам сирым да убогим не поскупились. Уж я вас дедушки то попотчую сладко да обильно, даже и не сомневайтесь.
–Ох, спасибо тебе мил человек, уж мы то и в этот раз не поскупимся на щедроты, сполна отплатим за всё!-пробурчал со вздохами и ахами другой древний сарец и показал тяжёлый мешочек с дорогим сердцу Жмудина металлом. Тяжёл был тот мешочек, ели удерживаемым слабыми пальцами и даже упал разок, призывно и сладко зазвенев.
–Мы мил человек в горенку пройдём сразу. Погреемся в ней. Ты уж нас не тревожь пока. Отдохнём вон с дороги, а уж позже к ночи и принесёшь нам туда ужин-опять блеял первый дед. И сани наши с лошадами загони в тепло. Там у нас товар дорогой лежит, пусть уж не на глазах у всех будет да и удалился со спутниками в свою комнату с печькой.
Хозяин, самолично проводив дорогих гостей. Выпрягли с сыновьями лошадей и, пригласив в помощь своего здорового звероватого вышибалу Быка, закатили с натугой сани в сарай.
–Иди в дом дубина, печку топи быстрей-прогнал Быка из сарая Жмудин, и как только тот ушел, приоткрыл верхнее покрытие с саней. Подворные заглянули вовнутрь и оторопели. Внизу саней лежали штуками отрезы парчовые и паволоки – восточные шелковые ткани, что вышиты были серебряной и золотой нитью невиданной красоты. Ох ты ж божедурье ( природный дурак-старо русское ругательство) то какое, такое громадное богатство и возять с собой! Я таких тканей то отродясь не видел!– бормотал поражённый хозяин подворья.
– Тять, а у них ещё с собой золота в мешках немеренно! – просипел старший, дубоватый с виду сын.
– И оружие на них богатое. Как и в тот прошлый раз, когда они заезжали, а пользоваться им не могут похоже, просто так болтаются сверху -поддержал своими наблюдениями младший двадцатилетний сынок с хитрыми бегающими глазками.
–Ндаа…Похоже, что удача нам сама нынче в руки идёт. Этим мы не только все свои убытки возместим, а и такую усадьбу отгрохаем в Новгороде! На годы вперёд богатства хватит, и эта лесная дыра нам не нужна будет -и Жмудин лихорадочно начал обдумывать своё личное злодейство.
–А что, зажились уже старики, пора и на погост поди. И так год, другой небось осталось таскать своё тело, вон уже бобровые шубы даже не греют старческие тела, всё норовят к горячей печке прижаться-оправдывал он среющий в душе план. А нам то, как раз всё пригодиться! И засеменил в горенку, чтобы подольститься к постояльцам и «замылить им глаза» своим сладким вниманием.
–Клюнул гадёныш!– прошипел в приклеенную бороду Сотник. Теперь главное его не вспугнуть.
–Ничего ихнего не едим и не пьём! По одному не выходим и держимся все наготове! Никто ведь не знает когда они на душегубство решаться. Как бы им мысль подать, чтобы они нас во дворе или сарайке «зарезали»? Там как раз место поболее будет развернуться.
– Я Клим за Митьку боюсь, прошептал Андрей и облокотился о уже горячую стену печки.
Через пару часов хозяин со сладкой и масляной улыбкой пятясь, выходил из гостевой горенки. Когда же её дверь закрылась изнутри на тяжёлый засов, повернулся и уже со злым и сжатым лицом прошептал сыновьям – быстро за мной в сарай! И уже там им поведал свой план.
–Слушайте меня лоботрясы! В доме резать этих не будем. Их старший решил выезжать ещё ночью, под самое утро, затемно, и велел проводить их в самый сарай, где они проверят свой груз, а уже оттуда на запряжённых санях как раз и тронуться в путь. Вот там то, в этом сарае мы их всех и кончим, и старых, и мальца. Для нас это хорошо. Видаков никаких не будет, а уж потом и прикопаем их где нибудь в лесу подальше , ну или волкам их тела бросим, чтоб от себя подозрение отвести- и весело оскалился.
–Вот и будут во всём волки виноваты! Все стоявшие радостно поддержали веселье отца.
–Ну что готовы?-Сотник вопросительно взглянул на Клима с Митяем и увидев их кивки, отодвинул засов двери.
За ней с медовой улыбкой уже стоял сам хозяин подворья и, прогнувшись в спине, лебезил, тараторя и причмокивая. Как спалось, елось, грелось и прочие лось, лось, лось?
Сотник, неспеша, и со старческой отдышкой отвечал ему, что всё хорошо, только бы поскорее им в путь надо любезный, проводи нас скорее к саням. Хозяин тому явно обрадовался и засеменил впереди, открывая двери.
Всё! Момент истины настал!
–Пожалуйте в сарайку любезные, там уже всё готово для вас – и Жмудин опять медово засмеялся, открывая дверь сарая, где уже прядали копытами запряжённые лошади.
–Арр! Бей! Рви! Раздался рёв со всех сторон, и на старичков да мальца кинулись в сарае сыновья, вышибала и сам хозяин Жмудин.
Раз!
И впереди идущий Сотник отклонился от несушегося на него сверху страшного удара секиры!
Ших! Хресь!
И секира покатилась по земле так и удерживаемая отрубленной в локте рукой. А дамасская сабля, стряхивая в своём полёте капли крови с лезвия, уже снимала боковым хлёстом голову с плечь старшему сыну хозяина, что заходил к ним с правого бока.
Бум!
Стукнулась о двери сарая затылком голова Жмудина с широко раскрытыми, ничего не понимающими и уже мертвеющими глазами. В его груди поргузившись в тело по середину, торчал кинжал Митяя, а из слабеющих рук выпал мечь.
Бабах!
Ударила с размаха дубина звероватого Быка в то место, где только что стоял Клим. И тут же зашаталось и упало тело, фонтанируя кровью из перерезонного горла, а Клим, нагнувшись, уже вытирал свой булатный мечь о его армяк.
Шух!
И затих катающийся по полу без руки младший хозяйский сын.
