Клерк заверил ее, что понимает, приготовил счет и проследил,
чтобы багаж отправили на вокзал.
Перри Мейсон сидел у себя в конторе и читал почту, когда
дверь отворилась и на пороге появилась Делла Стрит с шляпной картонкой в руке.
— А, Делла, — сказал он, — ну как там разочарованная
невеста?
— Все в порядке, шеф, — холодно сказала она. — Машину ищут.
— Да, — сказал Мейсон, — я слышал донесения полиции.
— Клерк принял такое участие, — сообщила она. — Он помнит
этот новый бьюик, такой красивый, и надеется, что его найдут. Объясни мне,
зачем мы устроили всю эту суматоху — неужели только ради того, чтобы полиция
считала машину украденной? Разве нельзя было просто по телефону…
Он улыбнулся и перебил ее:
— Ты не лишишь меня медового месяца, Делла?
— Ты его сам у себя отнял, — резко сказала она. — И потом,
ты не ответил на мой вопрос.
— Я хотел, чтобы Уотсона Кламмерта арестовали, — объяснил
он. — Я хотел так устроить арест, чтобы он выглядел профессиональным угонщиком
машин. Я не мог этого добиться обычным способом, я же не могу допустить, чтобы
обвинение было выдвинуто против меня самого… и не осмелился бы подписать жалобу
фальшивым именем. Моя теория может оказаться неверной — тогда я не должен
оставлять след для полиции или для Кламмерта. Нам нужен был человек, который
вызвал бы у полиции сочувствие и готовность помочь, не подписывая заявлений и
не оставляя следов. Отель много значит для Санта-Барбары, и шериф Санта-Барбары
пойдет на любое сотрудничество. Но отель Билтмор вряд ли стал бы действовать
как кошачья лапа, достающая из огня каштаны, если бы мы не устроили так, что
нельзя проверить наши личности. Лучший способ возбудить человеческий интерес —
предоставить клерку место в партере и дать ему полюбоваться вашим прерванным
романом и посочувствовать вам.
— Не объяснишь ли ты мне, что за каштаны хочешь достать из
огня? — спросила она.
— Не теперь. Ты приехала на поезде?
— Нет, мой багаж доставили из отеля на станцию, а там я
наняла машину, которая довезла меня до дому.
— Хвостов не было?
— Нет.
— Умница! Они спешат с Дугласом Кином. Дело начинается
сегодня в два.
Она даже вздрогнула.
— То есть ты хочешь сказать, что сегодня в два начинается
предварительное слушание дела? Но уже без двадцати два.
— Я как раз собирался туда ехать, — кивнул он. — Хочешь со
мной?
— Конечно, хочу.
— Оставь свою шляпку и поехали. Я все расскажу в такси.
— Но зачем им спешить? Ты не можешь их задержать?
— Думаю, — улыбнулся он, — все идет как надо. Пусть спешат.
— Зачем?
— Мне это нужно отчасти для того, чтобы добиться отсрочки
приговора, а отчасти — чтобы свести счеты с сержантом Холкомбом.
— Каким образом?
— Если тайну раскроет сержант Холкомб, — улыбнулся Перри
Мейсон, — тем больше ему чести. Если ее раскрою я — тем больше чести мне.
— Думаешь, сержант Холкомб может что-то разъяснить?
— Думаю, это сделают за него. То есть машина, вероятно,
приведена в движение. Осталось уже немного до того, чтобы ситуация прояснилась
сама собой, но я хочу опередить всех. Ты меня знаешь — обожаю эффекты.
Глаза ее были гораздо выразительнее голоса, но и голос
приобрел ту особую вибрирующую интонацию, которая возникала, когда девушка
бывала охвачена волнением:
— Ты — справедливейший человек в мире! — И добавила с
улыбкой: — И самый негодный жених. Ты даже не представляешь, как сочувствовал
мне клерк!
18
Зрители с шумом проталкивались в зал суда, заполняя его до
отказа. Дик Траслов, одни из самых надежных помощников Гамильтона Бергера,
улыбнулся через стол Перри Мейсону.
— Шастер собирается объединиться с вами в этом деле? —
спросил он.
— Он постарается выплевать побольше слюны до того, как мы
закончим, — сказал Мейсон. — Я видел его дня два назад: было яркое солнце — так
у него вокруг рта прямо радуга светилась.
Траслов рассмеялся, потом понизил голос:
— Вот бы вы на Гамильтона Бергера поглядели — это было
зрелище!
— А в чем дело?
— Конечно, — подмигнул ему Траслов, — я не хочу сплетничать,
но шеф из себя выходит из-за вашего дурацкого спора, что у нас любой может
послать телеграмму под чужим именем, если только знает адрес и телефон того
лица, от которого действует.
Мейсону удалось изобразить невинность.
— Так что кто-то, — хмыкнул Траслов, — послал телеграмму
экономке-вдове из дома Лекстеров и подписался именем Бергера.
— И что там было? — спросил Мейсон, глядя ему в глаза.
— Не оглядывайтесь, — предупредил Траслов, — она смотрит
сюда. Минутку… Ну вот, взгляните через левое плечо. Вон она стоит с
телеграммой. Видите, как она жеманно улыбается? Она-то не сомневается, что это
ничто иное, как предложение руки и сердца.
— А как считает окружной прокурор? — спросил Мейсон.
— Не могу вам сказать — разве что вы уши ватой заткнете.
— А не изменило ли это вашего убеждения относительно
подлинности той телеграммы от Уинифред Лекстер? — улыбнулся Мейсон.
— Ну, у меня не было инструкций делать выводы, но боюсь, что
на этот раз я вас поймал, Перри. Слишком много косвенных улик. Вы же не
собираетесь ограничивать обвинение?
— Думаю, да, — ответил Мейсон.
— Десять против одного, что вы ничего не достигнете. Вы
могли бы одурачить присяжных, но вам не удастся пройти через предварительное
слушание.
Мейсон закурил, но тотчас бросил сигарету в плевательницу,
потому что в зал суда вошел судья Пеннимейкер и занял свое место.
— Ваша честь, предварительное прослушивание имеет целью
определить, — поднялся Дик Траслов, после того как всех призвали к порядку, —
имеются ли основания для обвинения Дугласа Кина в убийстве, а именно в убийстве
некоей Эдит де Во. Но для того чтобы найти мотив этого убийства, нам необходимо
представить следственные материалы касательно убийства некоего Чарльза Эштона.
Однако следует учесть, что любое доказательство, связанное со смертью Эштона,
должно быть ограничено тем, чтобы сосредоточить внимание на мотивах убийства
Эдит де Во, и мы не будем прибегать к этому расследованию для других целей.
— Есть возражения к такому порядку заседания? — спросил
судья Пеннимейкер.
