После этого, заметно увеличившаяся в размерах от недавно влившегося пополнения, Сотня торжественно промаршировала мимо многочисленных гостей, зевак с корабельных баркасов и пришедших крестьян из окрестных поселений.
Строй шёл, с силой печатая шаг по двору усадьбы своими новыми, крепкими и короткими кожаными сапожками. А на груди у многих проходящих блестели новенькие яркие награды и знаки «за ранения». Шла Сотня уже успевшая за столь короткое время покрыть себя воинской славой.
А рядышком, сбоку, стоял с открытыми от восхищения ртами строй будущего первого курса воинской школы отроков. Тех, кому ещё предстояло выучиться и продолжить славные боевые традиции их старших товарищей. И как же им хотелось идти сейчас вот в этом вот доблестном строю и блестеть боевыми медалями и орденами.
– Запевай! – раздалась команда.
И грянул слитный хор голосов старинную бравую солдатскую песню.
«Солдатушки, бравы ребятушки,
Есть у вас родная?»
Есть родная, мать нам дорогая,
Наша Русь святая!
Дружно грянул в ответ запевале общий хор голосов, слитно топая по поляне:
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваша слава?
Наша слава – Русская держава,
Вот где наша слава!
Рявкнул опять ответ воинский строй…
И понёсся над усадьбой залихватский припев, подхваченный сотней голосов:
Соловей, соловей пташечкаа
Канареечка жалобно поёт.
Раз поёт, два поёт, три поет
Канареечка жалобно поёт!
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши деды?
Наши деды – славные победы,
Вот где наши деды.
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши сёстры?
Наши сестры – пики, сабли востры,
Вот где наши сёстры.
Соловей, соловей пташечкаа
Канареечка жалобно поёт.
Раз поёт, два поёт, три поет
Канареечка жалобно поёт!
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши детки?
Наши детки – стрелы очень метки,
Вот где наши детки.
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваша сила?
Нашу силу на груди носили —
Крест – вот наша сила.
Соловей, соловей пташечкаа
Канареечка жалобно поёт.
Раз поёт, два поёт, три поет
Канареечка жалобно поёт!»
Подхватили припев уже все зрители, кто только собрался на огромной поляне усадьбы.
– Да-а… Ты меня поразил, Андрей Иванович, – задумчиво и уважительно проговорил Тысяцкий, сидя за столом с Сотником и другими новоиспечёнными офицерами, где «обмывали», как уж испокон веков было принято в русской армии, полученные награды и звания, – Такие бы традиции да нам всем себе ввести, но ты же знаешь, Андрей Иванович, сколько тут сразу склок встанет, из-за каждой мелочи же нам на Совете лаяться приходится, тут уж не до всяких церемоний. Так что, ты пока всё сам двигай, а мы со стороны понаблюдаем, глядишь, и возьмем что-нибудь потом для себя в виде примера.
– Да, господин Тысяцкий, я понимаю, новое двигать всегда трудно бывает. Но и без движения вперёд никак, затопчут же. Вон как в той же борьбе купцов со своими конкурентами, тут только зевни, и не заметишь, как тебя разорят более шустрые.
– Вы лучше скажите, как там с данами захваченными, есть что-нибудь полезного из всего этого?
Семён Емин усмехнулся и не спеша ответил:
– Да куда же они денутся то от нас! Их и видаки наши узнали, что иноземцев принимают да ведут учёт в столице, и показания страдальцев наших с разбитого купеческого каравана имеются. Вот и вражина этот Остромир во всём уже признался, а особенно грамотка от данов тут прямо к месту пригодилась, очень удачно она нашлась у него в доме в особом потайном месте. В ней там много чего было прописано полезного, и подпись с печатью главного советника датского короля на ней опять же имеется. Так что, вывели мы всех на чистую воду, ко многим предателям в Новгороде та ниточка протянулась. Но и тут опять не всё так просто. Конечно, королю датскому предъявить мы многое теперь сможем и Ганзе опять же приверженность союза продемонстрируем, да ещё и выгоды материальные от всего этого получим. Но никакой войны начинать с самой Данией мы пока не будем. Не в наших силах и интересах это сейчас. У нас вон очередная угроза на юго-западных границах нависла. В последние годы идёт быстрое усиление литвинов, того и гляди, они исконно русские земли под себя подберут. Вон, Смоленское и Торопецкое княжества не в силах уже от них отбиваться, у нас вон помощи просят. Полоцкое так и вообще союзником выступает от нас отдалившись. Думаю, что к концу лета, осенью, следует ждать их конницу и в наших пределах. Как раз им к этому времени будет, что там пограбить после сбора урожая да подготовки податей. Так что, Сотник, будет к тебе просьба у Господнего Совета: нужно будет дозором пройти по нашим южным и сопредельным с нашими землям, у тебя то вон как хорошо получается разбойников бить. А мы уж тебе поможем всем, что тебе для того нужно будет да расходы на довольствие поднимем. Что скажешь на это, Андрей Иванович?
Сотник помолчал, задумавшись, и ответил большому начальнику:
– Я, господин Тысяцкий, очень благодарен вам лично и всему Высокому Совету, Батюшке Новгороду и земле Русской за честь нести службу ратную. Но сил пока, сам видишь, немного у моей дружины. Она сейчас только сколачивается и получает своё боевое крещение. От разбойников очищена только одна наша Деревская пятина и ещё четыре ждут своего часа. Я в это лето планировал посылать одну полусотню выбить разбойников из соседней Шелонской пятины, по которой как раз идёт основной торговый путь по рекам и волокам к самым верховьям Днепра. На это-то моих сил хватит, а вот для ведения боевых действий с серьёзным внешним врагом, их, господин Тысяцкий, явно недостаточно, – и, заметив разочарованный взгляд, продолжил, – Ты, господин Тысяцкий, меня не так понял. Я от задания Высокого Совета не отказываюсь и выполнять его даже теми силами, что имею, в любом случае буду. Но прошу от вас помощи в расширении своих ратных сил и создании, в первую очередь, как минимум ещё одной Сотни – Дозорной да плюс отдельной ладейной рати. Вот эти силы можно будет готовить как раз для ведения разведки или боевых действий с внешним врагом. В первую очередь, им придётся иметь дело на западе с Литвинами и немецкими рыцарскими орденами, а на северном направлении – сдерживать натиск угрожающим нам финскими племенами Суми и Еми, да стоящими за ними шведами.
