– Ну что же, всё совпадает, – кивнул Василий, – Ещё вчера наш дозор суету в неприятельском стане заметил. И то, что лестницы ладят да щиты сколачивают, а теперь вот мы и про время штурма узнали. Осталось как-то наших предупредить да показать, где основное направление приступа будет, ну и самим подготовиться к битве.
Двадцать восьмого сентября в тёмную и сырую ночь зашевелилась разом вся литвинская рать. Загодя были заготовлены и принесены лестницы да большие сбитые для укрытия целого десятка щиты. Оставалось только выстроиться по своим направлениям, и по сигналу князей рвануть, что было мочи на крепостные стены. Очень были обозлены литвины на всё то, что им довелось уже тут пережить. Зубами бы рвали защитников, только бы им до них вплотную добраться. Вот и готовились они к ночному приступу со всей возможной ответственностью и остервенением. И уже ждали сигнала, когда вдруг с восточной стороны, откуда и готовился их основной удар, вдруг послышался громкий рёв сигнального рога. А на строящиеся к приступу рати посыпались из недалёкого леса огненные стрелы. Зажечь они, конечно, ничего не смогли, но в крепости поняли, что что-то сейчас происходит во вражьем стане, и все защитники по тревоге были подняты на стены.
Князьям было понятно, что ни о какой внезапности речи уже быть не может, но и остановить запущенный механизм штурма было сейчас невозможно.
Все копья и стяги, воинские подразделения литвинов, были уже выдвинуты на свои исходные позиции и приготовлены к рывку.
– Марич, забирай лёгкую сотню Вацлава и отгоните этих шакалов от лагеря! Они и так нам уже всю внезапность сорвали! – проорал в бешенстве своему первому сотнику Гедемин и дал команду к началу штурма.
Вот так восточное направление главного удара у штурмующих и лишилось подавляющего преимущества. Атакующие колонны узкими лентами со всех сторон кинулись к крепостным стенам, а с них на встречу метнули десятки факелов, просмолённую ветошь и солому, да затем ударили в освещённые цели из самострелов и луков. Ночной штурм хорош тогда, когда застаёт осаждаемого врасплох. В случае же, когда этого достичь не удаётся, ночь зачастую оборачивалась против самого атакующего. Так вышло и в этой битве, когда находящиеся внизу стрелки и штурмующие на лестницах оказались прекрасно подсвеченными. Лучники литвин били снизу наугад и падали сами выкашиваемые точными выстрелами с крепости. Понеся большие потери, побросав лестницы и щиты, литвины откатились в свой лагерь. Над их войском повисло уныние, и они начали сборы к отходу.
Тридцатого сентября при мелком моросящим дожде, оставив небольшой заслон, рать Гедемина и Тадэуша начала отходить в сторону союзного Полоцкого княжества. А буквально на их плечах висела Новгородская Дозорная сотня. Совсем не с таким настроение врывались враги на русские земли. По размешанной грязной земле двигались изрядно поредевшие хоругви. Вьючных лошадей уже не осталось, и шляхтичи с осунувшимися и серыми лицами ехали на истощённых конях. Под Куньем городком из соснового бора ударили луки Дозорной сотни по отступающей рати, и одна из них пробила на сквозь ногу князя Тадэуша. Ближнего боя Новгородцы опять не приняли, отойдя по лесной дороге и засыпав преследующую хоругвь литвинских дружинников стрелами.
А в это время из открывшихся крепостных ворот вылетели сотни Торопецкого князя. Давыд Мстиславович сам вёл в атаку свою рать. И удар отдохнувшей русской рати буквально втоптал в грязь оставленный перед городом заслон.
Давыд самолично срубил мечом пожилого, с отвисшими усами хорунжия, и теперь, оглядывая поле боя, довольно щурился. По всему выходило, что в этот раз княжество удалось отстоять.
А в полоцкую землю уходили оставшиеся пять сотен от более, чем двухтысячного, войска. Были они истощёнными и израненными, и у них по пятам шла неуловимая Дозорная сотня Новгородцев.
Примерно в это же время из районов волоков между реками Западной Двины и Ловати откатывалась с небольшим обозом дружина Игнаца. Главной цели, полного разорения русских земель в своём районе, достигнуть не удалось, но кое-какое добро у русских им всё же удалось награбить. Самое же плохое было то, что под неприступными Новгородскими крепостями полегло около трёх сотен воинов из восьми, а под Холмской крепостью был убит из русского самострела сам князь. И теперь в восточных землях литвин предстояла долгая смута и делёж- кому из оставшихся сыновей занять княжье место погибшего отца.
Глава 4.Княжий пир.
Княжий пир устроили в самых больших залах терема. Было звано всё воинское сословие, начиная с десятника. Приглашены даже те простые воины, которые отличились в недавней войне. Вся остальная дружина и рядовые бойцы праздновали в других обширных помещениях дворца.
Ради украшения и, дабы показать всё величие события, вокруг центрального четырехгранного столба установили поставцы – полки с золотой и серебряной посудой.
Вдоль стен терема перед лавками расставили длинные дубовые столы, а на них постелили скатерти. Затем разложили сосуды с солью, уксусом, перцем и прочими приправами—люди любили обильно сдобрить острым свою пищу.
Сам князь сидел за отдельным столом, стоявшем на возвышении в углу пиршественного зала, а вместе с ним сидел и маленький наследник, княжич Всеслав, которому исполнилось десять лет, и рядом же был воевода Борис.
Распоряжался княжьей трапезой дворецкий. Под его началом находились десятки стольников и чашников, прислуживавших за столом и обносившими гостей яствами да меняющими блюда и напитки.
Порядок подачи блюд на княжьих пирах был особым. Он был призван демонстрировать гостям всё значение и величие самого князя и всей его власти.
Сначала на стол ставились холодные закуски и блюда из овощей, а также жареное мясо домашней скотины, птицы и дичи, плюс к этому выставляли рыбу.
Рыбу на Руси любили и готовили её обильно, по многим рецептам. На Торопецком пиру сначала подали кислую капусту с сельдями. Рядом в качестве закуски поставили икру в разных видах: белую, то есть свеже соленую, красную мало-просоленную и черную крепкого посола. По видам тут присутствовала икра осетровая, белужья, стерляжья, щучья и линёвая. Подавали отдельно икру с перцем и мелко изрубленным луком, сдабривая её по вкусу уксусом и привозимым издалёка прованским (оливковым) маслом. Икру так же дополняли балыки, которые тут назывались «спинками», и «провесными» (разновидности вяленой) рыбинами: лососем, белорыбицей, осетриной, и тд.
К этой рыбе подавали ботвинью, представляющую собой холодный суп на кислом квасе, в который добавляли предварительно сваренные и мелко протёртые щавель, свекольную ботву, укроп, зелёный лук, хрен, крапиву и другую съедобную траву (по-старорусски – «ботву»-отсюда и название).
После этого следовала разнообразная паровая рыба, а уже за ней и жареная.
От этого изобилия рыбных закусок не спеша переходили к ухе.
Каких только видов ухи не было на столе: щучья, стерляжья, карасевая, окуневая, язевая, судачья, сборная…
