А по всему разбиваемому на поляне стану неслось из конца в конец: «Жив, жив, жив!»
– Жив, только ранен очень сильно! Еле дышит Андрей Иванович.
И крестились воины, прося всевышнего о здоровье своего командира.
На третий день, лёжа в большой войлочной юрте госпиталя, Сотник пришёл в себя. Рядом лежали ещё с десяток раненых. Кто-то стонал в забытье, от самого дальнего конца юрты раздался вскрик, шипенье, а затем бормотание санитара Митроши.
– Терпи, терпи, сердешный, тебе надобно холстину поменять, вон она у тебя уже как с раной ссыхается, всё промыть надо, обработать, как следует, а как ты хотел! Терпи!
Вверху, в самой середине свода, там, где сходились вместе боковые опорные жерди, зияло волоковое окно для выхода дыма от очага, что обогревал походное жилище. В это небольшое окошко сейчас светило солнышко, и был виден кусочек голубого неба.
Андрей попытался приподняться и застонал от ударившей в голову резкой боли. Он откинулся на ложе, а к нему уже спешила Елизавета с санитаром.
– Очнулся, очнулся Андрей Иванович! Митроша, беги за Митькой, зови его поскорее сюда.
И Лиза присела на корточки перед раненым.
– Сколько, сколько я так? – еле слышно, одними губами прошептал Сотник.
– Тише-тише, не шевелитесь и не разговаривайте, господин майор, – с напускной строгостью сказала главный лекарь, – Вы нас сами тому учили, чтобы только бы раненые свои силы не тратили, так что извольте правила соблюдать, а мы с Митей вам всё сами расскажем. Вы только тихо тут лежите.
Андрей чуть улыбнулся и согласно моргнул глазами.
Влетевший в юрту Митяй плюхнулся рядом с отцом и схватил его за руку:
– Ба-атя!
– Лежал ты так без памяти три дня бать. Мы, когда с Лизой тебя шили, девять ран на теле насчитали, не считая мелких царапин и рассечений. Больше всего у тебя левый бок пробит, там вообще три ребра рассечены, но вроде бы внутренности не задеты были. Левая рука тоже рассечена, правое бедро хорошо эдак взрезано и так ран ещё несколько поменьше было. Весь доспех, когда его с тебя снимали, изрядно покорёжен был. Если бы не был он таким хорошим… – и Митяй тяжело вздохнул.
– Самое главное, Андрей Иванович, вы много крови потеряли, – продолжила рассказ Елизавета, – Силы-то в вас ужасть сколько, другой бы давно на вашем месте от такого бы помер. Однако же, и ослабли вы тоже весьма. Теперь же, как вы и сами нас учили, вам долгий покой будет нужен и лечение крепкое. Третий год с такими ранами как-никак дело имеем, опыт то уже есть, слава Богу. Так, что вы не сомневайтесь, господин майор, вылечим, – и Елизавета улыбнулась.
– Думаю с месяц нам придётся здесь побыть, а там уж потихоньку и к себе тронемся.
– Всё, всё, а теперь попейте отвара целебного, вам питьё сейчас обильное нужно, и спите. Сон, он первое лекарство при ранениях, – важно заявила Лиза и выпроводила Митяя за дверной полог.
Через седмицу Сотник настоял, чтобы к нему допустили его командиров.
– Уже можно Лиза, поверь. Я себя лучше чувствую, – прошептал он слабым голосом и постарался нахмурить брови.
– Вы тут, Андрей Иванович, не командуйте у меня. Я тут Лекарь и я главная, а вы у меня раненый, – сварливым голосом заявила комбригу Елизавета.
– Лизонька, пара часов в день хотя бы, я тихонько лежать буду, обещаю, – прошептал командир.
– Ладно, один час и не больше трёх посетителей, и только слушайте их, не разговаривайте, – всё-таки смилостивилась Лиза.
– Главными в этой ловушке были шведы, Бать, – рассказывал Василий, – Слух о том, что мы селища громим, проскочил сюда давно, и время подготовиться к нашему подходу у местных старшин еми было. В их селении возле этого озера Оулуярви был как бы общий сборный центр. Шведская земля совсем рядом ведь здесь. Всего в каких-то пяти днях пути она уже лежит. Там свеи свой городок Оулу выстроили. Ну а местные с ними дружбу давно уже водили. Выгодный торг мехов вели, для себя и для других родов все, что было нужно, закупали. А в последнее время и по военному делу общие интересы нашлись. Два-три десятка шведов постоянно жили в этом селище и местную дружину вождей новому способу боя готовили. Тут у них и склады с оружием, и со всем остальным припасом тоже были. Прямо, как и в том, что мы самым первым на берегу Вотского залива разбили. Видно, поняв, что мы всё равно до них тут доберемся, решились шведы с местными объединиться и нас тут всех вырезать. Ловушку они хорошую задумали. Похоже, что, изучив наши военные хитрости, сыграли ими же да против нас самих. С шведского Оулу подошёл старший над всеми ярл Ральф со всем своим отрядом из более, чем трёх сотен отборных воинов. Местные на руках тоже имели более трёх сотен обученной дружины, да ещё около шести сотен охотников со всех окрестных лесов сюда собрали.
Половину своих охотников они закрыли в крепости, чтобы нас за нос водить и показывать, что крепость, дескать, живая и от приступа отбивается. Как только пешая рать ворвалась бы вовнутрь селища через основные разбитые ворота, на неё со всех сторон бы обрушились стрелы уже подготовленных к этому лучников. Со стороны леса на совершенно неготовых к этому курсантов и пластунов, а так же на конницу Василия, ударила бы закованная в броню тяжёлая шведская пехота, дружина еми и ещё все оставшиеся у врага охотники. Ну а потом в специально открытый, противоположный главному вход ворвались бы бронные мечники и вырезали бы всех тех пеших новгородцев, которых уже до этого засыпали стрелами их охотники лучники. И всё! Нашего центрального клина бы не стало. Ярлу можно было бы собирать всех оставшихся от других разбитых становищ и бить с лесовинами наши остальные клинья.
– Хорошая задумка, – прошептал Василию Андрей, – Учись, сынок, на моих ошибках. Никогда нельзя недооценивать врага.
– Да ладно, бать, на себя тут наговаривать, – тряхнул тот головой, – Какие такие ошибки? Про что ты вообще говоришь? Вон, какие силы врага мы разом разбили, своих чуть-чуть ведь потеряли при этом. Шведская хитрость против них же самих в итоге боком и вышла. Хорошо, если десятка три смогут до своих от них добраться. Пластуны с нашими новгородцами охотниками до сих пор вон из лесов не вылезают. Пленных тьма, сколько в лагерь натащили, одних только шведов пара десятков точно будет. Мы ведь награду за каждого пообещали в две куны, вот они теперь и стараются заработать. А так бы вряд ли кого живым досюда дотащили, обозлились они на них шибко. Как теперь их король только за это нападение теперь будет оправдываться, непонятно мне, – покачал Василий головой.
– Не будет он оправдываться, – прошептал Сотник, – Всё равно нам с ними веками тут воевать. Ярла-то вы взяли?
– Нет, бать, – виновато потупился Василий, – Как сквозь землю он провалился, и, прости, твоего меча под левую руку с камнем на рукояти нигде нет.
– М-м-м, – застонал, дернувшись, Сотник, – Этот меч дорог мне был, Вась!
– Всё, хватит, раненому худо! Зачем растревожил командира! – закричала Елизавета, которая всё это время была поблизости и обихаживала других раненых, – Давай, давай отсюда, Василий Андреевич! Говорила же я тебе, не тревожь отца!
