Впрочем, рабовладельцы даже хуже нацистов. Те уничтожали евреев, возбуждая себя ненавистью к ним. Эти негров не ненавидят, боже упаси. Никаких эмоций. Они просто запирают девушек в раскаленные солнцем железные ящики и порют их до костей, а мужчин превращают в гладиаторов-смертников, выдавливающих друг другу глаза и ломающих хребты прямо на ковре уютного господского кабинета. В лучшем случае как милейший Кэлвин Кэнди, упоительно сыгранный Леонардо Ди Каприо, увлекаются наукой френологией и находят в черепах рабов «бугорки покорности».
Зверства, когда их снимает Тарантино, а не, скажем, Оливер Скотт, деформируют зрительское восприятие. С одной стороны, разве не этого ждут от автора «Бешеных псов»? С другой стороны, это не авторский гран-гиньоль, а вполне скрупулезно восстановленная историческая реальность, сама по себе шизофреническая. Отнюдь не психопаты и не садисты изо дня в день, из века в век ведут себя как садисты-психопаты по отношению к людям, которых просто не считают людьми. А еще больше шизофрению восприятия обостряет то, с какой живописной, чрезмерной, экстравагантной красотой снят фильм. На дальнем плане, скажем, мчится всадник, Шульц всаживает в него пулю, и у всадника вспыхивают, плещутся на спине кровавые крылья-брызги.
Единственный шанс для негра вступить с белыми в, так сказать, человеческие отношения – стать еще гаже, еще бесчеловечнее, чем они. Так, Джанго, пытаясь спасти жену, является к Кэлвину в обличье негра-работорговца. Но на всякого хитрого Джанго в пижонских черных очках найдется свой мажордом Стивен. Сколько таких стариканов, хлопотливых, бранящих хозяев, как малых детей, хромало по голливудскому экрану, одному богу ведомо. По версии Тарантино, все они на одно лицо с дядюшкой Рукусом из анимационного сериала «Гетто», пучеглазым расистом, ненавидящим соплеменников, которому подражает Сэмюэл Л. Джексон. Блистательно доказывая своей игрой, что делать карикатуру на карикатуру – дело безнадежное даже для столь замечательного, как он, актера.
По полной получает и Дэвид Уорк Гриффит, чью знаменитую атаку куклуксклановцев из «Рождения нации» (1915) Тарантино перелопатил в единственный безусловно комический эпизод «Джанго». Правда, в 1858 году ку-клукс-клана еще не существовало, но Тарантино уж очень хочется поквитаться с гениальным расистом. Грозная банда терпит позорное фиаско, потому что жена одного из «белых рыцарей» пошила им такие «мешки» – легендарные капюшоны, в которых они превращаются в слепых котят. На этот эпизод Тарантино наверняка вдохновили воспоминания Джона Форда о том, как в юности он снимался у Гриффита как раз в эпизоде атаки: «В этой наволочке на голове я ничего не видел и упал с лошади, врезавшись лбом в первую же ветку».
Форд – наряду с Сэмом Пекинпа, в память о «Дикой банде» которого оркестрована бойня в финале «Джанго», – едва ли не единственный праведник, которого Тарантино нашел в Голливуде. Герои странствуют, собирая головы жертв и доллары, назначенные за эти головы, на поэтическом – как странно, однако, звучит это слово в связи с Тарантино – фоне меняющихся времен года. Недвусмысленное, однако, признание в любви к Форду, цитата из его «Искателей» (1956). Но у этой любви есть идеологическая составляющая. Одному лишь Форду еще в дремучие, расистские времена хватило внутренней свободы и влияния сделать негра героем «Сержанта Ратледжа» (1960), и без того диковинного вестерна пополам с триллером.
Между прочим, Вуди Строуд, сыгравший Ратледжа, позже снимался в Италии. В том числе у того самого Кастеллари, которому мы обязаны идеей «Ублюдков».
Велико искушение назвать «Джанго» первым и едва ли не единственным вестерном нового тысячелетия. Однако это все же не вестерн, а блексплойтэйшен, как именовали маргинальную разновидность кино, родившуюся в самом конце 1960-х. Дешевые фильмы, предназначенные для показа исключительно в черных гетто, любых жанров, хотя бы и кун-фу, в которых все было как у белых, только все герои – черные. Был «Дракула», стал «Блэкула».
Жену Джанго зовут не просто Брумгильда (прежняя ее хозяйка была немкой), но еще и фон Шафт. А детектив Шафт, зачищающий Гарлем, – едва ли не самый знаменитый герой блексплойтэйшен. У Тарантино вообще слабость к этой теме: так, в «Джеки Браун» (1997) заглавную роль сыграла Пэм Грир, блестящая актриса, чье имя, если бы не Тарантино, так и осталось бы связанным исключительно с кинематографом гетто.
Конечно, «Джанго» – возмутительно неправильное кино: ну невиданное дело – блейксплойтэйшен такого размаха, художественного и производственного. Так и «ниггер на лошади», при виде которого жители Миссисипи застывают с разинутым ртом или тянутся за револьвером, – штука невиданная. Собственно говоря, пусть и не каждый, но каждый большой фильм Тарантино – штука невиданная. Просто он один обладает таким специфическим зрением, которое позволяет увидеть Прометея в Джанго, истоки нацизма – на «старом, добром Юге», и таким специфическим воображением, которое позволяет этому «цинику» мстить за жертв былых несправедливостей, словно надеясь хоть как-то успокоить их тени.
2012. «Шопинг-тур», Михаил Брашинский
[1]Десятилетние перерывы между первым и вторым фильмами случаются, но, как правило, объяснимы лишь форс-мажорными обстоятельствами: режиссер ушел на войну или в монастырь, попал в тюрьму или в «черный список». Или – это тоже форс-мажор – имел несчастье дебютировать в России в начале XXI века, как Михаил Брашинский. Прошло почти десять лет между его «Гололедом» (2003) и «Шопинг-туром» (2012). Десять лет интенсивной отрицательной селекции в русском кино: это исчерпывающая формула того, что происходит.
Но бог оказался на стороне не больших батальонов, бронетанковых соединений или ордынской конницы, а городских партизан: лучшие фильмы года – «Шопинг-тур» и «За Маркса…» Светланы Басковой сняты вне, вопреки, к стыду системы кинопроизводства. Не скажу, что «за копейки». Семьдесят тысяч долларов, в которые уложился Брашинский, – не копейки. Точнее говоря, копейки только для тех, кто «может копать, а может не копать», может снимать, а может не снимать, не испытывая от навязанной немоты никаких страданий.
«Гололед», занозой застревавший в зрительской памяти, был не столько фильмом-загадкой, сколько фильмом с загадкой, разгадка которой известна – этого достаточно – режиссеру, но неочевидна для зрителей. Узнаваемая, бесхитростная при всем своем сверкании, нервическая, но плоская фактура московской жизни скрывала смертельно опасные ловушки, в которые попадали герои – девушка-адвокат и гей-переводчик. Собственно говоря, весь фильм был об одном мгновении, том самом, когда они прошли друг мимо друга и «поскользнулись», полетели в тартарары. О мгновении, безусловно, мистическом, хотя ничего мистического на экране не происходило.
«Шопинг-тур», начавшись как психологическая драма отношений матери и неуправляемого тинейджера, оборачивается фильмом ужасов. Обе жанровые составляющие отменно убедительны и порознь, и при их вроде бы противоестественном слиянии. Вдова за сорок (Татьяна Колганова), пятнадцатилетний Стас (Тимофей Елецкий) отправились в турпоездку в Финляндию, оказавшуюся пошлым шопинг-туром, чтобы, по замыслу матери, заглушить боль от недавней смерти мужа и наладить отношения с подростком, но, как и герои «Гололеда», угодили в ловушку.
